Так и стоит второй дом опять пустой, пополнив список невостребованного жилья в деревне. Стоит, как напоминание об Ане, о её глупости, как живой укор. Дом без хозяина живёт плохо, норовит развалиться, то одно оторвётся, то другое. Пока у Вити силы есть, он придёт с Игорем, подлатает, починит, но это пока. Зато подружки были довольны: «Ничего, молодец, – говорили они, – не дала себя этим жуликам обмануть!». А несостоявшиеся обманщики, кроме устройства второй печи, решили проблему сырости в доме (каждое утро окна стояли все запотевшие изнутри), поклеили обои, сделали нормальную по объёму выгребную яму, переложили канализацию. Изба приобрёла в стоимости, только вот покупатели чего-то не толкутся в очереди, да и кому нужен дом без земли? Теперь и расплетать этот клубок бюрократической глупости некому, у овдовевшего Вити дел по горло, а здоровье никудышное, ни к чему ему нервы трепать в конторах. Будет ждать чуда или не ждать ничего. Деньги ему особо-то и не нужны, а Аню уже не вернёшь. Она на погосте лежит.
Маленькие сельские кладбища в тех краях есть почти везде, даже за околицей самой маленькой деревни найдёшь такой город мёртвых, там лежит гораздо больше людей, чем в селении проживает. И это только похороненные после войны, довоенных могил сохранилось мало. Обычно кладбища хорошо заметны с дороги, иногда она там и кончается, дальше пути нет. У нас всё не так, то, что с натяжкой можно назвать дорогой, проходит метрах в двадцати-тридцати, а само кладбище спряталось от посторонних глаз в лесочке, недалеко от деревни. Летом его и не разглядишь за пышным одеянием деревьев. Сколько раз машинный люд из других мест и особенно из дальних городов, приехавший в поисках мест успокоения своих родственников возвращался на «парковку» у развилки (дальше можно проехать только на тракторе) и спрашивал нас, где кладбище. Трудно его найти с первого раза, к нему ведут только две узких извилистых тропки, вдоль которых растёт земляника. Тишина, лесок загораживает от моторных звуков, птички поют, мы туда приходим выпить рюмку на могиле Ильича, нашего доброго соседа. И ему обязательно приносим стаканчик. И около Ани остановимся.
Но как туда тащат гробы, я просто не представляю. Кладбище небольшое, сорок-пятьдесят холмиков, но видно, что старое, есть даже захоронения начала прошлого века. Потом его то ли забросили, то ли хоронили в три этажа с деревянными крестиками, которые сгнивают за десять-двадцать лет. «Ожило» оно годах в восьмидесятых, появились надгробные памятники, довольно бедные, простенькие, но хоть что-то. Я помню кладбище в маленьком белорусском городке, где похоронены дед и обе бабушки, там народ более основательно подходил к устройству последнего пристанища. И хоть не лежит здесь, на нашем деревенском погосте, никто из моих родных и близких, именно тут мне вспоминаются есенинские строки, проникаюсь ими, подписаться готов: