Ах ты, доля, моя доля, горемычная моя!..
И долго еще старик изливал свое горе-кручину в тоскливой песне. В его голосе звучала такая безысходная хватающая за душу печаль, что становилось понятным: нелегкую жизнь прожил старый цыган.
Внезапно оборвав песню, он сказал со злостью:
— Никто нас, цыган, не любит! Да и правду сказать — за что нас любить? Мы и конокрады, мы и обманщики. Вот и бьют нас иной раз за дело, а иной — ни за что ни про что. Помню, в Лебяжьем было дело. Пропал у мельника конь. Кто-то на меня сказал. Не спросили, не допросили, стукнули дубиной по голове, повалили на землю и давай ногами топтать… В сумерках я очнулся маленько и уполз за село. Там меня наши подобрали, не то пропал бы совсем. А я того коня и в глаза не видал.
— Как будто только цыган без вины бьют! — вмешался молчавший до сих пор Иван. — Бывает, и других не милуют. Два года назад, помните, бунтовали студенты, о свободе и равенстве толковали, вот тогда в Вятке и что обидно — мужики, словно палачи, избивали их. Купцы и торгаши пуще огня боятся революции. Вот и науськивают грузчиков, извозчиков да золотарей против образованных: «Вы, мол, в грязи копаетесь, тяжким трудом добываете свои жалкие гроши, а ученые господа ничего не делают, а живут — сыр в масле катаются. И они же еще недовольны, бунтуют против нашего царя-батюшки». Ну, и все в таком роде. Пустили по городу слух, что какие-то студенты в земской управе сорвали со стены царский портрет, выкололи царю глаза, иконы пошвыряли на пол и топтали их ногами. Ничего этого, на самом-то деле не было, епископ Павел во время богослужения в соборе призвал решительно покончить со «смутьянами» и «нехристями». С амвона объявил, что внутренние враги отечества опаснее, чем внешние. Многие прихожане — люди темные, мало что смыслящие — пришли от этих бредовых речей в большое возбуждение.
Отец и цыгане внимательно, не перебивая, слушали брата, тот, должно быть, ободренный общим вниманием, рассказывал с воодушевлением:
— Большая толпа прямо из церкви кинулась по улице искать «врагов отечества». К ним присоединились золотари — тех заранее подпоил торговец Синцов. Разъяренная толпа, как снежный ком, обрастала всякими босяками, пьяницами, торговцами, которым ненавистен всякий образованный или просто грамотный человек.
На углу Московской и Николаевской улиц громилы остановили нескольких прохожих и потребовали, чтобы те сняли перед ними шапки. Люди отказались, тогда их стали избивать, при этом кричали им:
— Политики! Богоотступники!
Какой-то старичок в пенсне упал на землю и его затоптали ногами насмерть.