С песней идет Кождемыр через праздничную толпу, туда, где играют парни и девушки, где между двух березок подвешены качели. На них стоит Юкталче и поет чистым голосом:
Быстро текущую реку
Тонкий окутал туман.
На берегу туманном
Выросла белая береза.
На ветке этой березы
Я повесила шелковые качели.
По утрам качайтесь, напевая,
По вечерам качайтесь, напевая,
С песней душевной качайтесь,
Сквозь тонкий туман светясь…
К качелям подошел Пайрем. Он уже успел проводить куда-то пленников и теперь держался, как ни в чем не бывало, словно нет у него никакого греха на совести, никакой вины перед народом. Пайрем заговорил с Юкталче, стал раскачивать ее качели.
Кождемыр увидел, что девушке нравится внимание воина. Пайрем одет щеголем: на нем шелковый бешмет, обшитый серебряным позументом, на ногах красные сафьяновые сапоги, украшенные пестрым узором, на боку сабля в ножнах, окованных медью. Можно подумать, что это не простой воин из охраны Мамич-Бердея, а какой-нибудь большой тора. Далеко до него волынщику в его драной одежде!
Пайрем ласточкой вьется около качелей, говорит без умолку, смешит Юкталче, она смеется и, словно белая лебедь, взлетает на качелях ввысь.
Кождемыр глядел на Пайрема и вновь вспомнилось Кузнецу Песен то, что он увидел в лесу. Закипел гнев в душе волынщика. Надо было что-то сделать, что-то сказать. Но что, не знает Кузнец Песен.
Юкталче заметила Кождемыра, остановила качели и, лукаво улыбаясь, запела:
…Сын Кожана Кождемыр
В еловом огне спалил
Мою блестящую одежду из перьев…
Волынщик, покачав головой, сказал:
— Так-то оно так, Кождемыр спалил одежду, но никакого зла он не сделал. А от людей торы ничего хорошего не жди, вмиг угодишь в руки хана!
Юкталче, напуганная словами Кождемыра, его резким тоном, спрыгнула с качелей, хотела подойти к волынщику, но к ней подскочил Пайрем. Пальцами, унизанными перстнями, он взял девушку за подбородок и усмехнулся:
— Нищий мариец верно говорит. У нашего хана нет только такой красавицы, а он красавиц любит!
Кождемыр крикнул отцу Юкталче, сидевшему на бревне:
— Кугызай! Твою дочь оскорбляют! Не слышишь, что ли?
Сайрем, лысый мариец с седоватой бородой, услышав имя дочери, встал и быстро подошел к Кождемыру. Но узнав в чем дело, косо посмотрел на Пайрема и сказал Кождемыру:
— Ты, браток, еще молод, сам не знаешь, что говоришь. Наверное, ты не так понял слова достойного человека торы. — Сайрем поднял глаза к небу. — Великий белый бог, божий пророк, божий ангел, белый сторож, не поставьте мне в вину, что я выслушал неразумное слово, не допустите ссоры между белокафтанными марийцами, не позвольте им жить, как кошке с собакой!