— Чего ты поднял томашу из-за пустяка? Может, ты сам мариец, а?
— Может, отчасти и мариец, — спокойно ответил Спиридон. — Да, если разобраться, кто у нас, в Вятской стороне не в родстве с марийцем или удмуртом? Вот ты сейчас сказал: «томаша». Ведь это — чисто марийское словечко. Так что ты, приятель, оказывается, говоришь по-марийски.
Рабочие дружно рассмеялись. Парень растерянно оглянулся, потом махнул рукой и пробормотал:
— Ну так что ж с того? У нас все в деревне так говорят.
Смех как-то сразу сблизил рабочих, на меня тоже стали поглядывать без неприязни, и когда я, уже в который раз, принес из сеней полное ведро патоки, Перфил подхватил тяжелое ведро и сказал:
— Давай помогу, ишь притомился — глаза слипаются.
Наутро хозяин, прознав от кого-то, что случилось ночью в пекарне и довольный, что товар все-таки поспел к сроку, дал каждому рабочему по четвертаку, а Спиридону не пожалел рубля.
— Молодцы, ребята, не подвели, — сказал он, довольно поглаживая бороду и, видимо, подсчитывая в уме барыши от предстоящей ярмарки. — Даю день отдыха, гуляйте. Каждому от меня гостинец — по связке сушек и кренделей.
Хозяин очень скуп и обычно зорко следит, чтобы рабочие не вынесли чего-нибудь из пекарни. Сушки, пряники, которые мы печем, мы не едим, нам-то хорошо известно, сколько затхлой муки добавляется в квашню, и какие крысы лакомятся у бочки с патокой. Хлеб нам приносят из соседней лавки, еду готовит кривая кухарка, стряпающая на семью хозяина и на нас.
Хозяин не балует нас приварком, в будние дни пустые щи сменяются супом из толченой конопли с льняным маслом. Лишь по воскресеньям мы едим похлебку с бараньей требухой.
На этот раз, в награду за круглосуточную работу, хозяин приказал кухарке подать нам жареной картошки с говяжьим студнем и ведро пива.
Ферапонтыч, который обычно обедал за хозяйским столом, в тот день не был приглашен хозяином и, бросив на нас злобный взгляд, побрел в трактир.
А рабочие, довольные, оживленные, придвинули скамьи к длинному столу, на котором ночью раскладывали сушки. Каждый принарядился, как мог. Перфил надел коричневую сатиновую рубаху, отделанную кружевом. Спиридон облачился в новый люстриновый пиджак. Я кинулся к своей котомке и вытащил ни разу не надеванную марийскую рубашку. Пусть говорят, что хотят, я надену ее! Хочу выглядеть настоящим марийцем.
Но никто не осудил мой наряд. Наоборот, все с одобрением рассматривали богатый марийский узор на моей груди.
— Смотри-ка, как баско! — воскликнул Перфил. — Кто это только соделал такую красоту?
— Мать покойная вышила, — ответил я. — Когда болела да не могла в поле работать, все сидела и вышивала.