Лонгин отпрянул. Его лошадь заржала и встала на дыбы. Лонгин соскочил с нее и увязая в песке стал искать Элиоза. Увидев его понурую фигуру, он схватил его за плечо.
— Скажи, кто тот казненный? На среднем кресте?
— Не знаю, — со стоном ответил Элиоз. — это тот рыбак, проповедник, видишь, над ним табличка с надписью: «Иисус Христос, Царь Иудейский». Люди говорят, что он мессия.
— Мессия? Которого вы ждали столетия? А теперь мучаете на кресте?
— Оставь меня, Лонгин, — по лицу Элиоза текли слезы, — оставь меня несчастного.
Но Лонгин уже не слышал его. Он бросился обратно к кресту. По дороге он выхватил у палача кувшин с поской. Тот рванулся за ним, но увидев перекошенное гневом лицо Лонгина, махнул рукой.
Лонгин вытащил губку из кувшина, смочил ее поской и, насадив губку на острое копья, поднес ее к воспаленным губам умирающего. Тот еще раз открыл глаза и тут, издав предсмертный вздох, безжизненно свесил голову на грудь.
* * *
Лонгин стоял рядом в бессилии сжимая рукой древко копья. Смотревший на все это палач забеспокоился. Он грубым окриком подозвал к себе своих подручных. Стоявшие вокруг люди поняли, что приближаются последние минуты казни. Элиоз, уже не боясь, что его оттолкнут или обругают, подошел совсем близко и стал за спиной у Лонгина. Рядом с ним стояло еще несколько человек, среди которых были две женщины с бледными лицами, давно наблюдавшие эти муки.
Через почти уже непроницаемую мглу вдруг пробился слабый луч света. Мгла начала рассеиваться и солнце, багровым круглым щитом вдруг вынырнуло из-под черной тучи и осветило угасающими лучами кресты и темные фигуры людей, копошившихся вокруг них.
Подручные палача достали из-под груды тряпья тяжелый молот, предназначенный для того, чтобы перебить голени казненным и этим ускорить их смерть.
Элиоз замер. Стоявший рядом с ним человек, одетый так, как одевались люди богатые, но просвещенные, скромно и и в то же время не просто, вдруг в ужасе стал что-то бормотать. Элиоз оглянулся на него и тот, глядя на распятого широко раскрытыми глазами, начал шептать: «Нет, нет, нельзя, никак нельзя, его кости не должны быть сокрушены».
Элиоз, наизусть помнивший древнее пророчество, знал это. И тогда, когда подручные палача перебивали голени двум распятым разбойникам, Элиоз горячо зашептал в спину Лонгину.
— Сотник, он — мессия, дай исполниться древнему пророчеству, не допусти, чтобы ему перебили кости. Заклинаю тебя, сотник!
Лонгин обернулся на мгновение. Элиоз отпрянул. У сотника было почерневшее, страшное лицо. Хриплым голосом он сказал: