— Знаешь, на кого похож этот несчастный? На твою сестру!
И резко отвернувшись от Элиоза, сотник поднял копье и сильным и точным движение нанес удар в уже мертвое тело.
Стоявший подле Элиоза человек вдруг схватил его руку и судорожно, до боли, сжал ее. Потом он безжизненно опустил руку и сбивающимися неверными шагами подошел к Лонгину.
— Позволь, сотник, обтереть тело.
Лонгин молча кивнул. Тогда человек, а это был Иосиф из Аримафеи, подошел и куском тонкой ткани вытер сукровицу, заструившуюся из нанесенной копьем раны.
Все было кончено.
Жалкая одежда казненных валялась на земле подле крестов. Уже смеркалось. По обычаю, одежда казненных доставалась их палачам, и подручные палача начали делить ее между собой. Таллиф, верхнюю одежду, они разорвали на четыре куска, а кетонеф, или хитон, рубашку, сотканную единым куском, стали разыгрывать в кости. Элиоз подошел и стал рядом.
— Что тебе? — недовольно спросил один из них, подняв голову.
Элиоз с осунувшимся лицом и черными тенями под запавшими глазами выглядел мучеником.
— Для чего тебе хитон этого несчастного? — спросил Элиоз у подручного палача.
— Я продам его завтра на базаре в нижнем городе, — ответил тот.
— Продай мне его сегодня, — попросил Элиоз и протянул серебрянную монету. Это было слишком, слишком много для простой рубашки.
Римлянин изумленно посмотрел на него и молча протянул хитон Элиозу.
Лонгин смотрел на эту сцену издали. Потом он вдруг резко повернулся, вскочил на коня и пригнувшись к холке так быстро взял с места, что, казалось он растворился в уже наступивших сумерках.
Больше Лонгина никто не видел. Он исчез, а с ним и то копье, которое ему дал Анна. Говорили, что он бывал среди учеников Христа, что его встречали в Каппадокии. Потом прошел слух, что он был убит в пустыне. Но никто доподлинно ничего не знал…
* * *
В столовой стояла тишина. Видения, только что посетившие сидевших вокруг стола, постепенно отступали и рассеивались. Догорала свеча, стоявшая на середине стола, и полумрак окутывал сидящих.
— Антоний Иванович, вы колдун, — вдруг тихо сказала Лили.
— Да, я тоже так думаю, — засмеялся Натроев. — Эти истории занимают все мои мысли, мне снятся вещие сны. Я могу целый день под палящими лучами солнца искать какую-нибудь надпись, и мне кажется, что она должна быть обязательно, но я не нахожу ее. Мною овладевает отчаянье. И ночью, во сне, ко мне приходит монах в клобуке и говорит: «Завтра ты пойдешь туда-то и туда-то и там будет то, что ты ищешь».
— Зачем же Винкельману нужно было ехать во Мцхет? — задумавшись, вслух сказал Аполлинарий.