— Он играет в шахматы.
— Да, точно! Я была уверена, что слышала это имя раньше. Кажется, он принимал участие в турнире имени твоего отца.
— Да?
— Ну, он не выиграл и не попал в число призеров, но кто-то из комитета упоминал его имя, когда они заходили ко мне сообщить результаты. Кажется, он произвел неплохое впечатление.
— Ну раз уж ты знаешь про него не меньше моего, не могла бы ты их починить? — Конни поставила на стол корзинку и вынула пару рваных брюк.
Кэтлин подняла их и встряхнула плотный вельвет:
— Теперь мы чиним его одежду?
— Это всего один раз, мама.
— С этого все и начинается. Ты собираешься их зашивать прямо сейчас?
— Почему бы нет. Пойдем со мной, будем разговаривать, пока я шью.
Они пошли в гостиную. Место на стуле перед швейной машиной со временем перешло от матери к дочери. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как голубой платок с красным кантом был вписан в один из блокнотов.
Конни вывернула штанины наизнанку и тщательно изучила порванное место.
— Очень странно, что брюки порвались именно здесь, где меньше всего ожидаешь. — Она стала рыться в коробке в поисках коричневых ниток нужного оттенка. — А ткань с заднего кармана недостаточно плотная, чтобы поставить заплатку. Ничего, если я поищу среди лоскутков от папиной одежды?
— Давай, это может стать добрым знаком.
— Ну хватит, мама. Ты невыносима.
— Так я завоевала сердце твоего отца.
— Штопая?
— Я как раз вернулась к преподаванию после…
— Да-да? — Конни сосредоточилась на выборе самой подходящей заплатки и не очень слушала. — Наверное, можно взять этот кусок саржи, если сложить вдвое. Как думаешь?
— Да, подойдет.
— Извини, я отвлеклась, продолжай, пожалуйста.
— Он устраивал рождественский спектакль, и не хватало костюмов. — Кэтлин открыла ближайший к ее креслу ящик письменного стола и вынула оттуда какой-то пакет, обернутый малиновым шелком и перевязанный ярко-красной ленточкой. — Здесь мои старые записи, — объяснила она. Развязав узел, она стала исследовать содержимое. — Сейчас посмотрим. Это было Рождество тысяча девятьсот восемнадцатого года. — Она вынула один из блокнотов.
Конни отложила работу. Она никогда не просматривала эти старые записные книжки, которые велись, когда ее еще даже не было на свете. Их от нее не прятали, но ей всегда казалось, что это будет некрасиво, примерно так же, как и читать чужие письма.
— А зачем мы продолжаем хранить эти записи? — Она перелистала страницы. — Ну то есть я храню, потому что ты их не выбрасываешь, но ты ни разу не объяснила почему.
— История долгая.
— У меня весь вечер свободен, — улыбнулась Конни, — и я люблю хорошие истории.