— Какие-то проблемы? Потому что я с радостью сяду за другой столик, если таковые имеются.
Слоан протестует, в то время как во взгляде Ставроса вспыхивает удивление. Он быстро подавляет его, затем мягко произносит:
— Конечно, нет. Пожалуйста, присоединяйтесь к нам.
После чего садится. Двое других следуют его примеру. Затем Кейдж выдвигает мой стул, наклоняется надо мной, когда я сижу, и бормочет:
— И ты говоришь мне, что я прямолинеен.
Я бормочу в ответ:
— Жизнь слишком коротка, чтобы выслушивать претензии.
Кейдж пытается подавить улыбку, но я не упускаю её из виду.
В тот момент, когда все рассаживаются по своим местам, снова начинают происходить странности. Мне ещё даже не предложили меню, а Ставрос уже интересуется у Кейджа:
— У тебя здесь семья?
Какой странный вопрос. И почему, собственно, он начал именно с этого? И почему это звучит так, будто он действительно спрашивает о чём-то другом?
Ситуация становится ещё более странной, когда Кейдж отвечает на поставленный вопрос.
— Здесь. В Бостоне. В Чикаго. В Нью-Йорке.
— Нью-Йорке? — спрашивает Ставрос, его голос становится чуть резче. — Где именно?
— Во всех пяти районах. Но в первую очередь в Манхэттене. — При этом мягкая улыбка трогает его губы. — Вот откуда я.
Вырос? Разве он не имеет в виду, что он там вырос?
Алексей и Николай переглядываются.
Мы со Слоан обмениваемся взглядами через стол.
Кейдж и Ставрос больше ни на кого не смотрели.
Голос Кейджа лишён каких-либо эмоций, когда Ставрос произносит:
— Я тоже родом с Манхэттена. Возможно, я знаком с твоей семьёй. Как твоя фамилия?
Будучи сытой по горло всем, что, черт возьми, непонятного здесь происходит, решаю ответить за него.
— Портер. Верно, Кейдж?
Немного помолчав, Кейдж тихо произносит:
— Портер – это англизированный вариант. Когда мои родители перебрались в эту страну из России, их фамилия была Портнов.
Внезапное оцепенение, напавшее на Ставроса, Алексея и Николая, подобно арктическому холоду.
Ставрос шепчет с побелевшим лицом:
— Казимир?
Кейдж не отвечает. Лишь улыбается.
Через мгновение с белым, словно мел, лицом, Ставрос произносит по-русски придушенным голосом:
— Я извиняюсь. Я не хотел вас оскорбить.
Кейдж отвечает царственным кивком головы.
— Извинения приняты. Давайте, наконец, поедим.
Я слишком занята складыванием двух с двумя, чтобы просто есть.
У меня всегда было не очень хорошо с математикой, но это уравнение слишком очевидно, чтобы упустить его из виду, даже для меня.
Когда Кейдж признался мне, что он преступник, он уж точно не имел в виду обычного преступника. Среднестатистический преступник не покупает дома за наличные, не управляет собственным самолётом и не пугает до смерти трёх чуваков, которые выглядят так, будто пугают до смерти всех остальных.