Я бегу обратно в комнату отдыха для сотрудников и нахожу Натали, которая расхаживает там, заламывая руки. Как только я вхожу в комнату, и Натали видит меня, она выпаливает:
— О, слава богу!
Она радуется, что я не умер.
Я бы подумал, что чувство, распирающее в этот момент мою грудь, было счастьем, но мне-то знать лучше. Я перестал испытывать эту особую эмоцию много лет назад.
— Поторопись. Нам нужно идти.
Я беру её за руку и вывожу из комнаты. Натали следует за мной без возражений, хватая меня за руку и подстраиваясь под мой шаг. Мы выбираемся через чёрный ход и добираемся до внедорожника как раз в тот момент, когда три полицейские машины показываются на холме, а затем быстро мчатся по дороге к ресторану.
Если нам повезёт, полицейские не увидят, как мы уходим.
Если нам повезёт ещё больше, в ресторане не будет камер видеонаблюдения внутри.
И если все звезды сойдутся в нужной точке и боги улыбнутся нам, ни один из свидетелей не сможет дать полиции точное описание кого-либо из нас.
Однако у меня плохое предчувствие по поводу того, что одна перепуганная сотрудница в этот момент на кухне сжимает своё ожерелье с крестом.
Полагаю, что мой образ уже выжжен глубоко в её душе.
16
Нат
Kейдж хранит молчание, пока ведет машину. Его руки твердо лежат на руле. Он расслаблен и спокоен.
Очевидно, что я здесь единственная, кто тихо начинает сходить с ума.
Слова вырываются у меня с придыханием:
— Что произошло? Почему началась стрельба?
— Пока не знаю. Но выясню.
— Что насчет Слоан?
— Она в порядке. Она со Ставросом, и он защитит ее ценой собственной жизни.
Кейдж издает мрачный смешок.
— Что смешного?
Он переводит на меня взгляд.
— Ставросу прекрасно известно, что если он не защитит ее, а на теле Слоан появится хотя бы царапина, то он и все, кто ему дорог, поплатятся за это.
— Что значит... что ты их убьешь.
— Ага. Изощренно неприятным образом.
Хотелось бы мне унять сердцебиение. Крайне трудно сосредоточиться, пока пытаешься предотвратить подступающий инфаркт.
Кейдж изучает мое лицо, затем снова смотрит на дорогу.
— Делай медленные, глубокие вдохи.
— Это еще зачем?
— У тебя гипервентиляция.
Он прав: так и есть. В данный момент я больше напоминаю мопса с внезапным приступом астмы. Откидываюсь на спинку сиденья, закрываю глаза и пытаюсь успокоиться.
Но ничего не получается.
— Копы...
— Если они свяжутся с тобой, не разговаривай с ними. По закону ты не обязана разговаривать с ними, чем бы они ни угрожали. У тебя есть законное право хранить молчание, даже если тебя взяли под стражу или посадили в тюрьму.
Я впадаю в панику. У меня срывается голос.