– Сорок четвертый. – Света улыбнулась и подмигнула. – Теперь сорок шестой ношу.
Павел наконец мог разглядеть, с кем разговаривала его жена.
Фиолетово-серые припухшие пальцы. Облезлый черный лак на обгрызенных ногтях. Подернутые белесой пленкой глаза под косой челкой. Розовые блестки на щеках и на переносице. Свитер с оленями, надетый поверх… Светиного свадебного платья, будь оно неладно. И след от веревки на шее.
– Свет, вынь кляп. Посмотрим, что скажет?
– Так он уже все сказал. И в «Тиндере». И на «Баду». Много кому сказал. У меня полная папка скринов, – усмехнулась Света.
– Свет, последнее слово разве не надо дать?
– Так он папе моему столько этих слов наговорил. Про меня.
– Свет, ну надо. Традиция.
Света резко выдернула платок, скомкала его и бросила в лицо Павлу.
Ее собеседница наклонилась, так что ее волосы падали ему на лицо. От них пахло сырой землей и теми самыми духами. Табак и ваниль.
– Лиля… – выдавил из себя Павел.
– Для тебя – Лилия Тимуровна. – Лиля коснулась его щеки холодной, твердой ладонью.
Павлу опять пришло на ум мясо из морозилки.
– Ты это… Прости меня, что тогда так все… Что ты меня со Светой застукала…
– Прям Мария-Антуанетта. – Света закатила глаза. – Которая палачу на ногу наступила, и такая: «Простите, пожалуйста, месье, я это сделала случайно…».
– Свет, а я могла бы тоже истфак закончить. Если бы тогда не… – Лиля начертила пальцем невидимую линию вокруг своей шеи. – Зато теперь мне всегда пятнадцать. И каждый день подарки приносят. Цветы. Игрушки. Конфеты. Платье вот. – Лиля расправила подол. – Я им за это правду говорю.
– А у Павлуши залысина. И челочка-пропуск-в-щелочку, – задумчиво сказала Света.
– Да, с длинными волосами ему явно лучше было, – точно таким же тоном протянула Лиля. – Свет, пойдем? Ночь долгая, я погулять хочу.
– Значит… Все… Вы меня не будете…
– Мы – нет. Но здесь много интересного происходит в такое время. Кладбище-то старое. – Света развернулась, взяла Лилю под руку и зашагала в сторону асфальтированной дорожки.
Павел успел разглядеть, что Лилина спина стала совсем прозрачной, будто смешалась с промозглым ночным воздухом. Только в районе груди, слева тускло и неподвижно мерцал огонек.
* * *
Ушли наконец-то?
Павел сделал что-то вроде вращательных движений кистями. Затекшие руки отозвались мерзким покалыванием. Голову будто зажали огромные адские пассатижи. И это шуршание, все нарастающие. Не то ветер мусор ворошит, не то бормочет кто-то за спиной.
Да ну его в пень! Выбираться будем?
Павел снова сделал рывок, пытаясь освободить руки. Показалось, будто промокшие веревки затянулись еще сильнее. Откуда-то сзади послышались шаги. Легкие, уверенные. Кто-то двигался по петляющей, асфальтированной дорожке. И вот-вот должен был оказаться в поле зрения. Павел замер.