В нём говорилось:
"Дорогой Джеймс,
после телефонного разговора я раздумывал над нашим решением заменить Финна на Темплейте в следующую субботу, и теперь я убежден, что надо отменить это решение и позволить ему участвовать в скачке, как первоначально и планировалось. Я полагаю, что это нужно так же нам, как и ему. Я не хочу, чтобы говорили, будто я в первый же критический момент поспешил выбросить его за борт, проявив бессердечную неблагодарность после того, как он одержал столько побед на моих лошадях. Я приготовился к разочарованию, что мы не выиграем Зимний кубок, и прошу у вас прощения за то, что лишаю возможности добавить еще один приз к вашей коллекции, но я предпочитаю скорее потерять скачку, чем уважение скакового братства.
Всегда ваш,
Джордж Тирролд".
Я положил письмо на стол.
— Ему не придется огорчаться, — хрипло проговорил я. — Темплейт выиграет.
— Вы хотите сказать, что не будете участвовать в скачке? — воскликнул Джеймс, быстро поворачиваясь ко мне. В его голосе прозвучала опасная страстная нотка, и он заметил, что я услышал ее. — Я… я… думал… — завилял он.
— Джеймс, — начал я, без приглашения садясь в одно из кресел. — Есть несколько вещей, и я хотел бы, чтоб вы их знали. Первое: как бы все плохо ни выглядело, но я не потерял нерв, хотя вы этому и поверили. Второе: каждая лошадь, с которой я работал после падения три недели назад, получала расслабляющий допинг. Не такой сильный, чтоб было заметно, но вызывающий сонливость. Третье: допинг давал каждой лошади один и тот же человек. Четвертое: допинг был в кусках сахара. Полагаю, что это какой-то вид снотворного, но у меня нет способа узнать какой. — Я резко замолчал.
Джеймс стоял и смотрел на меня с открытым ртом, жевательная резинка прилипла к выступающим нижним зубам, губа отвисла: он не верил своим ушам.
— Прежде чем вы сделаете вывод, что я сошел с ума, окажите любезность, вызовите одного из конюхов и послушайте, что он скажет.
Джеймс резко закрыл рот:
— Какого конюха?
— Не имеет значения. Любого, с чьей лошадью я работал в последние три недели.
Он в сомнении помедлил, но всё же пошел к двери и закричал кому-то, чтоб нашли Эдди. Этот конюх смотрел за гнедым гигантом, принадлежавшим Гуго. Меньше чем через минуту появился запыхавшийся парень, его курчавые, будто нечесаные волосы сиянием окружали голову.
Джеймс не дал мне открыть рот и сам быстро спросил Эдди:
— Когда вы последний раз разговаривали с Робом?
Эдди обиженно удивился и начал заикаться:
— Н-н-на той н-н-неделе.
— А после пятницы? — Это был день, когда сам Джеймс последний раз видел меня.