— Мы беремся за песок, — сообщил Лучьянно, а я отметила про себя, что яда в его голосе значительно поубавилось, то ли и в самом деле он устал, то ли действительно совместная работа шла нам на пользу.
Странные для меня мысли, но на самом деле, если игнорировать его подколки, то все не так уж плохо. Гораздо тяжелее выдерживать ритм и объем работы.
— Я фарширую рябчиков! Давайте, ребята, еще полчаса и можно отправляться отдыхать! — голос Томмасо был спокоен и ровен, я глянула на него украдкой. Он вообще человек? В том смысле, что он, конечно, маг и мне это было известно, но такой выносливости я в самом деле еще никогда не видела! Антонио еле шаркал ногами, Лучьянно держался только на силе воли, а моему шефу хоть бы хны! Он был столь же спокоен, быстр и уверен, как и много часов назад, когда мы вместе вошли на кухню.
— Мицио, слей жу!
— Да, шеф! — ответила я на удивление бодро и потащилась к огромной кастрюле, в которой уже много часов бурлило и кипело. Мне стоило многих усилий поднять это счастье с плиты и оттащить к раковине. Я с предвкушающей улыбкой подготовила дуршлаг. Вот сейчас это сделаю и все! Мысленно я уже устраивалась поудобнее в своей кроватке под одеялом, а руки сами наклоняли кастрюлю над ситечком.
Медленно потекла темно-коричневая жидкость в раковину, оставляя в дуршлаге кости, морковь и лук с зеленью, а по кухне разлился вопль, полный злости и отчаяния.
— Кретин! Чертов имбицил! Ты слил жу! Жу, который мы варили уже двенадцать часов!
Я смотрела на дуршлаг и жуткое осознание накрывало меня с головой. Жу — соус. Слить жу означало избавить его от костей и овощей, процедить, а совсем не вылить драгоценную жидкость, на которую ушла уйма времени, в канализацию.
Альберт Томмасино, младший наследный принц Мазарии
Я прикрыл глаза и принялся выполнять дыхательные упражнения. Вокруг творился полный беспредел. Лучьянно орал и бесновался и, кажется, даже кидался чем-то в моего комми, в то время когда Мицио, сжавшись в маленький комочек пытался что-то извиняющее лепетать в ответ.
Но всё это было неважным.
Потому что я сам был в ярости, в настоящей слепой драконьей ярости. Именно в припадке, которой мои предки уничтожали целые деревни и бились насмерть с демонами.
Вот только сейчас последствия этой злости, которая бурлила во мне, были намного хуже. Если я прямо сейчас не успокоюсь, то вряд ли хоть что-то останется от этой части академии. Поэтому я поспешно отключился от всего происходящего вокруг и сосредоточился только на горячем воздухе входящем через мой нос и через четыре счёта мягко покидающим моё тело через рот.