— Утром туда будет отправлена телеграмма. Я велю О’Рейли послать ее из моего офиса.
— А копию — нашему досточтимому вице-президенту.
— Разумеется.
Председатель совета директоров вздохнул с облегчением, не скрывая этого.
— О, насколько же мы все корыстны, — сказал он. — Вот вы, например, конгрессмен. Вы — прямо-таки клубок противоречий. Ведь на публике вы совсем иной. И тот, другой, никогда бы не принял наших условий.
— Если это нужно для вашей видеосъемки, то позвольте мне сделать заявление. В Омане я горел в огне и сделал все, чтобы потушить этот огонь, потому что они убили стольких моих друзей. Я не вижу в этом никаких противоречий.
— Так и запишем, Кендрик.
Внезапно мирное течение переговоров было нарушено без всякой видимой причины комбинацией из цветовых и звуковых сигналов. Консоль радиотелефона, стоящего на письменном столе, стала вспыхивать ярко-красным цветом, а от белых оштукатуренных стен донесся приглушенный звук сирены. Скорее всего, он исходил из пасти какого-то животного. Дверь с треском распахнулась, и на пороге возникла высокая фигура загорелого капитана, который разгневанно ворвался в комнату.
— Что вы делаете? — взревел Гринелл.
— Уберите его отсюда! — заорал яхтсмен. — Я с самого начала думал, что это ловушка, и оказался прав! Дом Болингера полон людей из Вашингтона, которые повсюду разыскивают этого типа и всех допрашивают, словно в полицейском участке.
— Что?
— С этим мы кое-как справляемся, но на нас свалилась еще одна проблема. Гроссбух! Болингеру позвонили. Он в руках у личного адвоката этой суки!
— Заткнитесь! — приказал Гринелл.
— Он говорит о десяти миллионах, которые ей якобы обещал ее Энди. Так она ему сказала. А теперь он их требует!
— Говорю вам, заткнитесь!.. Что вы имели в виду, когда сказали, что люди из Федерального бюро всех допрашивают?
— То, что сказал. Они не только допрашивают с пристрастием, у них есть ордера на обыск. И если они ничего не найдут, то уж во всяком случае не от недостатка усердия!
— В доме вице-президента? Это неслыханно!
— Они очень остроумно разыгрывают комедию. Они уверяют Болингера, что защищают его от его же собственных подчиненных. Но никто из них не смог меня убедить, — яхтсмен повернулся к Кендрику. — Этот сукин сын был подослан, чтобы поймать нас. Слово героя превыше всего!
Гринелл уставился на Кендрика.
— Нет героя, нет и его слова… Adios, конгрессмен. — Гринелл прикоснулся к кнопке на письменном столе, и дверь огромной комнаты с мертвыми животными снова отворилась. Мафиози с почтительным видом шагнул через порог, слегка покачивая автоматом. — Уведите его, — приказал прокурор. — Мексиканцы укажут вам, куда… Вы действительно одурачили меня, конгрессмен. Я запомню этот урок. Остерегайтесь убедительно философствующего перебежчика.