Худяков (Самойловна) - страница 52

Подвергнуть книжку цензурному преследованию оказалось в этот момент не так-то просто. Дело в том, что по закону 6 апреля 1865 года оригинальные сочинения объемом не менее десяти листов освобождались от предварительной цензуры, то есть должны были быть представлены в готовом виде. Вопрос об их изъятии и уничтожении мог решаться только судебным порядком по представлению цензуры, и только при том условии, что автор или издатель нарушили букву закона о печати. В данном случае такого нарушения не было. И хотя Петербургский цензурный комитет сообщил в Главное управление по делам печати о «предосудительном и тенденциозном» содержании «Древней Руси», но поскольку было признано, что факты, изложенные в книге, основаны на источниках и содержатся в других, даже общедоступных книгах, постольку не за что было зацепиться, чтобы передать дело в суд. Единственное, что могли еще сделать цензурные зубры, — это запретить учебным заведениям министерства народного просвещения приобретать книгу. Это и было сделано>{129}.

Книга «была необыкновенно удачно составлена, — писал о «Древней Руси» Лопатин, — и пользовалась, в известных кругах большой репутацией». Речь шла о народниках-пропагандистах семидесятых годов, широко применявших книгу Худякова в эпоху «хождения в народ». «Конечно, это была не история князей и царей, — продолжал Лопатин, — а история народа, и, несмотря на всю свою цензурность, оставляла в заключение страшно горькое чувство в душе всякого мало-мальски не заскорузлого читателя»>{130}.

Спустя тридцать лет была сделана новая попытка легально издать «Древнюю Русь». За это время цензурный закон 1865 года «обогатился» положениями, освобождавшими цензуру от судебного вмешательства. Вопрос о запрещении или изъятии неугодных царизму изданий решался административно — постановлением Комитета министров.

Отпечатанная полным тиражом книжка была представлена в Петербургский цензурный комитет. При ее рассмотрении возникли разногласия. Цензор Н. М. Соколов считал, что «тенденция этой книги — поколебать исторические основы русского самодержавия и православия», тогда как, по мнению цензора А. А. Пеликана, «тридцатилетний опыт показал, что вреда от нее не произошло». В результате издателю было предложено внести в книгу некоторые исправления. Но и после этого Петербургский цензурный комитет остался неудовлетворен, так как даже «при всевозможных исключениях, основная вредная мысль книги — верховная власть с помощью бояр задавила народную вольность — не может быть устранена».

Краткую, но исчерпывающую характеристику «Древней Руси» дал министр внутренних дел И. Л. Горемыкин, представивший книгу для ее запрещения в Комитет министров. «По мнению автора, — писал он, — вся история допетровской Руси представляет непрерывную картину невежества, суеверий, народных бедствий, вследствие княжеских междоусобий и постоянной утраты вечевого и мирского самоуправления. Угнетателями народа являются князья и дружины, цари и бояре. Легче всего жилось народу при князьях до татарского нашествия, тяжелее в великокняжеский период… С заметным сочувствием автор относится к Стеньке Разину и его мужеству на пытке и казни. Лжедимитрий является предшественником петровских реформ, междуцарствие — временем народного правления на Руси, Земский собор 1613 г. — источником ограничения царской власти… На всем протяжении русской истории до Петра Великого автор усматривает исключительно возмутительный произвол правительства, мятежи и бедствия народа, суеверие и ересь в области духовной…» Горемыкин не ошибся: все это и хотел показать в своей книге Худяков. Но такую трактовку русской истории не могли допустить охранители самодержавия и православия. А отсюда следовал и вывод: «…Подобное злоумышленное извращение отечественной истории в книге, по цене и количеству экземпляров рассчитанной на широкое распространение, очевидно не может быть терпимо…» «Древняя Русь» была запрещена, и 10051 ее экземпляр уничтожены «посредством обращения в массу»