Все это произошло не более как в десять минут со времени выхода Аллиаги из дворца. Свежий ночной воздух и движение экипажа привели в чувства девушку, которую можно было бы счесть за мертвую, так она была бледна и неподвижна.
– Где я? – спросила она, очнувшись и осматриваясь.
– С твоими братьями, – отвечал Иесид, обнимая ее.
– Это ты, братец! – вскричала она с радостью, но потом, вспомнив прошедшее, прибавила: – Вы спасли меня, а себя, быть может, погубили.
И она рассказала им сцену, происшедшую у нее два дня тому назад с королем. Объяснила повеление об изгнании их всех из отечества и условие, с которым король хотел уничтожить это повеление. Иесид вскрикнул от негодования при мысли, за какую цену хотели продать им спасение.
– Да! – говорила Аиха. – Чтобы спасти отца и всех братьев, я решилась на это! Но будьте покойны, – продолжала она, показывая знакомую уже Аллиаге склянку, – я не перенесла бы этого позора. Я дала клятву, но Бог, верно, судил иначе. Его Святая воля. Что теперь будет с нами, Пикильо, ты все молчишь. Скажи же!
Но Пикильо вместо ответа опустил голову на грудь и заплакал.
– Прости! прости меня, сестра! – говорил он. – Когда я увидел тебя в комнате короля… я хотел тебя убить…
– Благодарю, брат мой! – сказала Аиха, подавая ему руку. – Но не забудь исполнить это, если судьба опять приведет меня к этой крайности.
– Нет! Нет! – вскричал Иесид. – Это невозможно! Король не захочет довести Испанию до погибели. Изгнание наше разорит всех баронов Валенсии. Они помогут нам. Успокойтесь. Еще есть надежда. Но, слава богу, мы спасли сестру.
Перед рассветом они уже были в Хенаресе и, переменяя мулов, увидели у ворот постоялого двора Педральви, который также хлопотал около дорожного экипажа.
– Педральви! – вскричал Пикильо. – Ты как здесь?
– Я с сеньором Деласкаром. Он едет в Мадрид.
– Батюшка здесь! – вскричали молодые люди в один голос.
Иесид и Пикильо выскочили из кареты и высадили Аиху.
– Как вы очутились здесь, дети мои? – спрашивал обрадованный старик, обнимая каждого по нескольку раз.
– Мы ехали к вам в Валенсию.
– Там теперь единственное мое убежище, – прибавила Аиха.
И братья рассказали старику об опасности, которой Аиха подвергалась.
– Возможно ли! – вскричал старик Деласкар от ужаса и изумления. – Ты хотела погубить себя! Но кто же тебе дал право на это?
– Сама решилась, батюшка, – отвечала Аиха. – Вот ваше письмо, – продолжала она, подавая ему письмо.
– Да, – возразил старик, – я писал, что должно жертвовать состоянием и жизнью. Но честь – такая драгоценность, которой мы не имеем права располагать сами по своему произволу. Наша обязанность сохранить ее невредимой. Да! – прибавил он, обратив глаза к небу. – Наше имущество и жизнь принадлежат королю, но честь наша принадлежит одному Богу…