Это опечалило Пикильо; он отдал маркизу Касарену последнее приказание от имени короля, чтобы он продолжал поиски, а если прибудет герцогиня Сантарем, то оказал ей должное уважение и исполнил все ее желания касательно места прибытия. Потом Аллиага поскакал в Мадрид. В продолжение всей дороги он только один раз останавливался в Караскосе у трактирщика Москито, чтобы расспросить его кое о чем. Первым его ответом было: что Великий инквизитор, к прискорбию всего христианства, остался в руках мятежников, но главное, что утешило Пикильо, – это то, что войско дон Августина де Мехии, по словам трактирщика, изнурено.
Аллиага отправился далее; он прибыл в Мадрид поздно ночью. Городские ворота были уже заперты; отворяя их, караульные спросили его, кто едет. Когда же получили ответ, что королевской духовник, Луи Аллиага, то спросили еще, прямо ли его преподобие отправляется к королю.
– Нет, теперь поздно, – отвечал Аллиага и приказал ехать в дом герцогини Сантарем. Дорогой он вспомнил и удивился, зачем его спрашивали, но скоро это обстоятельство объяснилось.
Аллиага едва уснул после чрезвычайного утомления, как к нему вбежал Гонгарельо. На дворе уже начинало светать.
– Что тебе? – спросил Аллиага, вскочив.
– Дом окружен со всех сторон альгвазилами. Это, верно, меня ищут!
– Нет, это скорее за мной, – отвечал Аллиага и стал поспешно одеваться, думая: «Вероятно, инквизитор получил письмо Эскобара до отправления в дорогу и поспешил исполнить совет иезуита – послал приказание: подстеречь и арестовать меня».
Через минуту дверь с шумом отворилась, и вошел главный начальник стражи святой инквизиции, сеньор Спинельо, личный враг Аллиаги. Он с торжествующим видом указал на толпу вооруженных в другой комнате людей и сказал:
– Брат Луи Аллиага, монах ордена Святого Доменика, именем его высокопреосвященства, Великого инквизитора Бернарда де Рояса-Сандоваля, я вас арестую.
После поражения капитана Диего Фахардо и бригадира Гомара дон Августин понял, что нападать на мавров прямо нет никакой возможности, и потому вместо решительных нападений он стал только теснить и гнать неприятеля выше в горы, наступая шаг за шагом и затыкая постепенно все выходы в долину.
В самом деле, лишения становились уже очень чувствительными. Два дня уже солдаты не делили своего хлеба с женами и детьми. А внизу перед ними стоял лагерь испанцев. Иесид не знал, что придумать.
Вдруг ему послышался шум, и каково же было его изумление, когда он разглядел вдали огромное стадо, которое длинной цепью тянулось в гору прямо на мавританский лагерь.