Поезд уходит утром.
«С вечера я уложил чемодан, — описывает далее Валериан. — Связал подушку и одеяло. Решил, что ночь можно или не спать, или подремать на портпледе, задрав ноги на чемодан. Так лежу, покуриваю и с наслаждением представляю себе, как я окажусь за границей. Я там никогда не бывал и не рассчитывал оставаться надолго. Повидаюсь с Лениным. Отведу душу. Получу новые поручения. И назад, в свои палестины. Может быть, в Питер, может быть, в Сибирь?.. Разволновался. Никак не успокоиться.
На землю возвращает громкий, требовательный стук в дверь. Входит товарищ, с которым я познакомился совершенно случайно. Страшно возбужден, бегает по комнате, ничего не замечает. Уложенный чемодан, связанная постель, явные приготовления к отъезду — мимо его внимания.
Я спрашиваю, в чем дело. Он машет рукой — да нет, ты не можешь помочь — и продолжает ходить по комнате. Я пристал: «В чем дело? Может быть, я помогу?» Он объяснил: «Сегодня в Петербург приехал один человек, которому за Московское вооруженное восстание грозит смертная казнь. Его надо отправить за границу, а я не могу найти паспорт».
Я уставился на него. Паспорт для товарища, которому грозит смерть… Я ему отдал свой заграничный паспорт.
Трудно описать восторг, который охватил моего гостя. Он то хохотал, то начинал плакать, обнимал меня. Был так рад, что даже не спросил, что будет дальше со мной, и стрелой вылетел из комнаты, чтобы передать заграничный паспорт осужденному на смерть.
Все произошло так быстро, что я не узнал фамилии человека, которому оказал услугу. Но это было неважно».
Ехать Валериану все-таки придется. Недели через две с Николаевского вокзала. В томскую тюрьму.
Август, сентябрь, октябрь 1908 года он проведет в одиночной камере. В ожидании, покуда высокие власти решат, можно ли довольствоваться водворением злонамерен-кого беглеца в ранее выбранное ему место административной высылки — город Каинск. Или надлежит из высших государственных соображений загнать куда подальше, Не спеша идут казенные бумаги из Томска в Санкт-Петербург. Из Санкт-Петербурга в Томск.
Заключенный Куйбышев покамест стихи сочиняет. На волю передает, ухитряется.
Гей, друзья! Вновь жизнь вскипает.
Слышны всплески здесь и там.
Буря, буря наступает,
С нею радость мчится к нам.
Радость жизни, радость битвы
Пусть умчит унынья след,
Прочь же, робкие молитвы!
Им уж в сердце места нет.
В сердце дерзость. Жизни море
Вскинет нас в своих волнах,
И любовь, и жизнь, и горе
Скроем мы в его цветах.
Горе выпадет на долю —
Бури шум поможет нам
Закалить страданьем волю,