Заночевали у подножия стены. Наступающую ночь здесь не только видишь, но и слышишь. Вот уже хрустально позвякивают нарождающиеся льдинки, затягивая лагуны. Шелест крыла птицы в гнезде над головой, ударивший в нос запах серы и сверкнувшая искра катящегося камня.
— Спим, Миша?
— Спим, Слава.
Пуховые брюки и куртки. Обуть собачьего меха унтя-та, засунуть ноги в рюкзак и спать, спать, ибо сон — это калории, это нервы, это сила. А путеводитель не оставляет лазеек для иллюзий: «На протяжении всего маршрута альпинист находится в постоянном нервном напряжении, так как почти вся работа ведется на отвесе. Опасность камнепадов очень велика, мест для биваков нет».
Рядом заночевали еще две команды — французов, итальянцев; тоже готовятся с утра на стену. Солнце еще не вставало, когда Слава зажег почти бесшумную спиртовую кухоньку. Хергиани достал мясо, чеснок, какие-то таинственные грузинские травки.
— Только тихо!
— Чтобы не спугнуть соседа?
— Угу.
— Едим на весь день.
— Работаем сегодня как комбайнер на уборке: весь световой день, от солнца до солнца, заправляйся поэтому покрепче.
Они уже подходили к горловине кулуара, когда на биваке внизу замигали первые фонарики: соседи только встают, а наши уже на маршруте.
— До солнца надо выйти из кулуара, — нетерпеливо сказал Хергиани и поглубже надвинул коричневую пластиковую каску. — Камни будут.
Он был прав: словно мусоропровод, кулуар вбирает весь хлам, что стряхивает с себя Дрю. Надо миновать его, пока ночной мороз еще цементирует камни. (Этого не учли альпинисты следующих групп, один был сражен наповал!)
Уходят тени ночи. Закружились первые птицы дня. Здесь ближе к небу уже день. Внизу еще ночь. Но солнце начинает вытеснять серый полог с долины, и где-то под подошвами твоих ботинок проявились, как на фотопленке, шпили и крыши города и плывущая на невидимом отсюда тросе кабина подъемника — телеферика.
Онищенко уже бывал на здешних стенах, в третий раз шел (правда, теперь по новому, куда более усложненному, маршруту) на Дрю. Видывал в деле и французских, и итальянских, и тирольских асов свободного лазания. Но было что-то отличающее нашего свана. Хергиани, казалось, не лезет, с усилием выжимаясь на приступочках, подтягиваясь на зацепках, а идет себе, шагает себе по вертикали без рывков и пауз.
Слава не видит снизу всей суммы приемов ведущего. Над ним возникнут то перехваченные под коленом темно-коричневые брюки-гольфы с голубыми гетрами, то изумрудная куртка-анарака из водоотталкивающей болоньи. Но сам скалолаз большого класса, он, даже не думая о том, что делает ведущий, машинально складывает отдельные движения в целое. В класс. В Хергиани. И все это выглядело очень даже впечатляюще.