– И я рад вас видеть, – Георгий ответил на рукопожатие и чуть не охнул – силы Горынов был немеряной. – Нет, завтра конца мироздания не будет. И послезавтра, и даже через неделю.
Купец изобразил озабоченность.
– Точно-точно? Прогноз достоверный? Это же просто превосходно! Значит, мы еще успеем расписать пульку–другую! Ваше сиятельство, - обратился он к графине, - я, конечно, понимаю, что мой друг видный кавалер, но позвольте-ка я у вас его украду. Этому царю тайги еще предстоит объясниться, куда он пропал без известий аж на пять лет.
- Все в порядке, меня ждут и другие гости, - Георгий был готов поклясться, что она стрельнула глазами. – Не скучайте.
Оба ухватили с подноса проходившего мимо лакея по фужеру с шампанским и двинулись через зал к игорному столу, что прятался за декоративными вазами и мраморной скульптурой, изображающей крылатого змея с петушиной головой. Такое же существо украшало собой гербовую доску, что висела на одной из стен. За столом уже сидел, неспешно тасуя карточную колоду, долговязый, чисто выбритый человек в простом чиновничьем мундире – коллежский асессор при министерстве финансов Владимир Стрешнев.
– Доброго вечера, – поздоровался он, не поднимая головы. – Надеюсь, ваш визит к Еропкину был удачен?
– Доброго. Довольно неплохо, у меня уже был некоторый кредит доверия. Мой отец с его семьей пересекался в девяносто первом году, когда подробно расписал позапрошлогоднюю войну и ее итоги.
С точки зрения Георгия, решение было довольно спорное. Пользуясь точнейшим прогнозом, Еропкины тогда неплохо заработали на строительстве и благоустройстве города Дальнего и вовремя свернули дела аккурат перед войной. Сам же Игорь Летичев получил сразу тысячу серебряных рублей авансом и намного больше в виде процентов в последующие годы. Семейное финансовое положение это поправило, бесспорно. И позволило приобрести репутацию, что ценнее любых денег. Но ради этих благ пришлось выйти на свет, а именно публичности Летичевы уже давно старались избегать. Георгий полагал, что отец поступил тогда крайне опрометчиво, даже более опрометчиво, когда решил, уже не имея тисофии, поговорить с... не важно, с кем, не стоит упоминать эти имена к ночи. Лет ему тогда было мало, права голоса он еще не имел, и теперь был вынужден расхлебывать последствия старых решений.
Он сел в свободное кресло, выбрав то, которое стояло спинкой к залу. И, следуя усвоенным с детства урокам, «исчез». Слился мысленно с кожаной обивкой и подлокотниками, потерялся на фоне украшающего стену гипсового барельефа. Подстроил движения под ритм собеседников, чтобы не выделяться на их фоне. В зал он смотреть избегал, и наблюдал за гостями через отражение в бокале.