Оракулы Последней Истины оказались почти такими, как и ожидал Нуаду. Тем не менее при их виде сердце дикого лорда громко застучало в груди, и он вздрогнул, увидев, как дыхание заклубилось в резко охладевшем воздухе. Холод походил на настоящий удар, лишив кончики пальцев и губы чувствительности и защипав глаза. Вздох Б’сайннада подтвердил, что не только он один это почувствовал.
Подобно замерзшим водопадам, по стенам зала каскадами спускались расширяющиеся нити кристаллов, собирающиеся в озеро в центре пола. Не требовалось большого воображения, чтобы представить то ужасное время, когда цепь бесконечности раскололась и из нее, словно поток воды, вырвались духи, высасывая жизнь и свет из всего, чего касались. Десятки умерли, еще сотни душ оказались утрачены, прежде чем трое храбрых провидцев отправились в эпицентр психического прорыва, чтобы остановить его.
Они до сих пор там и стояли — кристаллические тела с амулетами и кольцами в теперь уже истрепанных одеяниях, окруженные рассыпанными по полу рунами.
Руки оракулов были подняты, пальцы — расставлены, будто направляя истекающую психическую силу. Подобно тем, кто посвятил жизнь сдерживанию энергии варпа и душ, их тела, начиная с костей, обратились в кристалл. Но не для них были медленное окоченение и последующий долгий сон. Их лица были искажены от боли, зубы — крепко сцеплены, брови — насуплены из-за мучительности трансформации.
Нуаду вздрогнул, но не только из-за крадущей тепло психической ауры, но и от холода более экзистенциального рода, что объял его при виде трех окаменелых фигур. Несмотря на то что они выглядели как альдари: c руками и ногами, в одеждах провидцев, — они не отличались от любой другой части бесконечной цепи. Характер, воспоминания, личности, которыми те являлись, — все исчезло. Это была лишь иллюзия жизни.
И такая судьба ждала всех азуриан.
Кроме тех, чьим душам повезло попасть в путевой камень.
Он подсознательно коснулся драгоценного камня на груди, проведя пальцами по скованным льдом граням. Его холод проник и в душу Нуаду, притупляя чувствительность, вытягивая из него жизнь.
Взгляд Нуаду метнулся на Б’сайннада, который после потрясенного вздоха не промолвил ни слова. Его друг стоял как вкопанный, подобно тем кристальным статуям, с чуть наклоненной головой и приоткрытым от ужаса ртом.
— Б’сайннад! — Нуаду тряхнул друга за плечо, чтобы вывести из оцепенения, однако он мог этого не делать. При звуке своего имени, эхом разнесшемся по чертогу, пилот моргнул и медленно перевел взгляд на Нуаду.