Она попробовала протестовать:
– Служить королю не унижение.
– Королю! Не срамите его имени, присоединяя его к этому позору; вы точно не понимаете, что значит предательство… это самое низкое, позорное преступление.
Он вдруг схватил ее в объятия и, прижимая к сердцу, сказал:
– Послушай, Регина, ты только что говорила, что любишь меня. Я тоже люблю тебя всеми силами души моей: вернем наше честное имя, умрем вместе; видишь ли, можно делать зло, не сознавая того, – я сам не понимал прежде того, что понимаю сегодня… Я извиняю тебя, но я должен простить и себя. Регина, идем вместе, прямо под пули, в свалку сражения. Крикнем солдатам Франции: «Будьте бодры!» – и если который падет, поднимем его ружье, чтобы защитить его труп, чтобы никто не перешагнул через него, не проник в нашу страну. Только следуй за мной! Искупим наше преступление. Отечество снисходительно, оно увидит наше раскаяние. Пойдем, Регина… Ты не согласна?
– Скажу вам, Жорж, в свою очередь, я не могу изменить моим убеждениям, моим друзьям…
– Ваши друзья!.. Фуше, Лавердьеры или Бурмоны!.. В таком случае оставайтесь!
И он со всей силой сорвал с себя эполеты.
– Дезертиров разжалывают! – воскликнул он.
Затем на колене он сломал шпагу.
– Подлецов обезоруживают, теперь мне не остается более ничего, как быть расстрелянным. Я подставлю грудь под пули! Прощайте!
И он бросился к двери. Но она опередила его.
– Нет, я не пущу тебя! – воскликнула она. – Жорж, ты обезумел, я говорю с тобой, я! Не покидай меня, не бросай меня, ты не совершил никакого преступления, ты ни в чем не повинен, – что еще сказать тебе… Я люблю тебя!
Он снова обнял ее, прижал к себе еще крепче и, задыхаясь от душивших его слез, поцеловал ее долгим поцелуем в уста.
– Жорж! – шептала она.
– Прощай! – проговорил он, удаляясь.
Регина, оставшись одна, опустилась на колени в слезах.
С отпадения Бурмона прошло три дня – печальные дни, которые образуют одно кровавое пятно.
16 июня – Линьи, Катр-Бра; 17-го – Жамблу, Мезон-дю-Руа; 18-го – Ватерлоо, поражение, погром, бегство!
Шарра, историк, Мишле и Гюго, поэты и ясновидящие, рассказывают про эти ужасы.
После безумного сопротивления, великого по силе отчаяния, после потрясающей агонии, в которой каждый крик превращался в предсмертный хрип, на тысячи людей снизошло чувство ужаса, этой неизбежности смерти, нечто, напоминающее собою то, чего так страшились наши предки галлы: небо падает!
Исступление страха, безумие ужаса, бегство с быстротой вихря, оторвавшаяся лавина, осколки которой в неправильном коловращении нагоняют один другого, подпрыгивают, разбиваются, заслоняют путь по скату, по которому их влечет, разбиваются о всякое препятствие, отскакивают, чтобы упасть с высоты в пропасть и в ней превратиться в бесформенную массу.