На козлах, рядом с кучером, сидел господин, который махал шляпой.
Быть может, солдаты видели его, но дисциплина обязывала их быть неподвижными.
Из кареты вышло несколько человек; неясно обрисовывались их силуэты.
– П-ли! – скомандовал де Лорис.
– Ground arms![22] – закричал лорд Кольвиль, но поздно: грянул залп, правда, как-то ненуверенно. На руках у Лориса лежала раненая, но не мертвая, женщина.
Это была Регина де Люсьен. С нечеловеческим усилием, – она так любила его, ей стало все так ясно из рассказа Марсели, – добежала она до молодого человека, встала перед ним, защищая его грудью. В это время раздался залп.
22
В комнате, которая только что служила тюрьмой, на походной кровати лежала Регина.
Лорис около на коленях, тут же стоял Жан Шен, сидела на стуле Марсель.
Аббат Блаш осторожно поддерживал голову раненой:
– Дитя мое…
Вошел хирург. Лорд Кольвиль остался за дверьми.
С бесцеремонностью, которую допускает борьба со смертью, он обнажил грудь молодой женщины, эту девственную грудь, это чудо человеческой чистоты. Два зияющих, черных пятна.
Она лежала неподвижно, с опущенными веками. Он покачал головой и сделал отрицательный знак.
Наука уступала свои права смерти.
Вдруг Регина простонала:
– Жорж! Жорж!
Лорис нагнулся к ней с сухими глазами. Умирающие не должны видеть слез.
– Регина! Регина!
– О, твой голос! Скажи еще раз: «я обожаю тебя!» – как ты мне сказал это однажды; я хочу услышать это еще раз.
И когда он, уста с устами, повторил то божественное слово, она раскрыла глаза и увидела Марсель.
Она улыбнулась. О, как грустна была эта улыбка умирающей!
– Марсель! подойди ко мне… Прости меня… твоя мать была моей сестрой… Это не моя вина… я так желала быть доброй… Если бы ты знала, как я любила мою сестру… меня заставили ее ненавидеть… я не посмела сопротивляться… Ты не можешь себе представить, что это были за люди…
– Молю вас не разговаривать, – проговорила Марсель… – Об одном умоляю вас – живите, мы будем любить друг друга и забудем все прошлое…
Настало молчание.
– Поздно! – прошептала Регина. – Жорж, подложи мне руку под голову… О, ты смело можешь коснуться меня… Ведь я твоя…
Подошел Жан Шен.
– Регина Саллестен, – проговорил он, – так как мы оба были приговорены, мы обменялись завещаниями, прочтите это…
И он поднес ей к глазам бумагу, на которой Лорис написал свою последнюю волю.
Умирающая, сияя счастьем, прочитала по складам, как малое дитя:
«Регина, я люблю вас, мое сердце бьется только для вас». У нее достало еще духу скокетничать.
– Правда? – спросила она его.
Жорж взял ее в объятия и свято, с благоговением приложился устами к ее устам.