Этой самой злости были посвящены все оставшиеся субботние часы и полностью воскресенье. К ней же, к злости, весьма и весьма располагала погода, которая снова стала дождливой и слякотной, будто бы один-единственный солнечный день стоил всей этой влаги.
Впрочем, есть вероятность, что стоил. Плакать себе Юля позволить не могла. Рядом постоянно тусил Андрюшка, и пугать шкета слезами было нежелательно. Потому и к черту!
Прижавшись лбом к оконному стеклу субботним вечером, Юлька вглядывалась во тьму и думала о том, что трясет ее от негодования. От негодования, но никак не от волнения. В руках – снова чашка. Снова кофе. Она его могла и всю ночь напролет глушить, потому что до дрожи боялась заснуть и потерять ощущение злости, которое ее переполняло. Это было самое правильное, самое верное чувство из испытываемых. Какая уж разница, на что. Главное, что там, внутри этой злости – она сама, какой давно уже не была. Или, может быть, разучилась быть.
Анализировать все остальное Юлька пока не решалась. Да и как?
Нет, не сегодня.
Потом. Все-все, но потом.
Она кормила сына ужином, читала ему сказку, целовала его щечки, заглядывала в небесно-голубые глазки, а про себя твердила одно и то же: по-том. Потому что если добавить ко всему, что в ней бушевало, хотя бы одну честную мысль, то она попросту взорвется. Не может человек выдержать столько в одни-единственные сутки.
В начале десятого позвонил Дима и попросил собрать его чемодан. Он, дескать, намерен выезжать в ночь. Да, машиной. Да, так быстрее. Нет, обратно быстрее не получится. И следующий час Юлька злилась уже на него, потому что он снова не рядом.
Зато рядом его трусы и носки. Две свежие рубашки, свитер, джинсы и смена обуви. Встречи, как сказал Дима, предстоят неформальные, потому дресс-код не обязателен.
Потом он явился около одиннадцати, дежурно поцеловал ее щеку, подхватил чемодан и так же легко, как делал все, свалил из квартиры, сообщив, чтобы ждала его в понедельник вечером.
«Если нам повезет, мы заполучим Жанну Лесовую! Ну помнишь, которая пела в команде Татарова? Победительница «Войс-шоу» - радостно объявил он напоследок.
«И зачем тебе два дня?» - недоумевающе спросила Юлька, глядя на него и сосредоточенно пытаясь осознать, что чувствует, когда он до нее дотронулся. По всему выходило, что ничего. И с каких пор ничего? Или всегда – ничего? Невозможно!
«Да там еще в несколько мест надо по мелочи», - пространно махнул рукой Ярославцев и был таков. И невдомек ему было, что она не смотрела ни одного сезона «Войс-шоу», не слушает никакого Татарова и понятия не имеет, кто такая Жанна Лесовая. «Лісова» в ее памяти была только «пісня», и та – пьеса Леси Украинки. И этой информации ее мозгу было вполне достаточно для того, чтобы Юлька чувствовала себя нормальным и достаточно образованным человеком.