— Супротив меня? — Удивился Иван. — Так недруги садятся, когда договариваются. Чем тебя место по мою руку не устраивает?
— Головой крутить неудобно. Ни тебе, ни мне. Я не напротив тебя сяду, а тут, с краю…
Ракшай показал на левый от государя угол стола.
— Ну, коль не супротив, то садись.
Царь почесал начинающую отрастать бородку.
— А ведь интересно может получится… — Задумчиво произнёс Иван. — Посадить супротив Шуйских, Захарьиных и иже с ними, и глаза в глаза… А то вопрошаю кого, а глаз не вижу.
— А ты, государь, с торца ещё стол поставь. За ним сам сядешь и дружину свою рассадишь. А остальных всех в ряд супротив себя. Всех видеть будешь.
Ракшай пошутил, но Ивану, похоже идея понравилась, и он снова усиленно зачесал подбородок. Передвинув крайний табурет (только царское седло[27] имело спинку), Александр подсел к столу поближе к самовару, и подтянул к себе блюда с пряниками, орехами и сушёной ягодой. Выбрал кубок поменьше и налил сбитню. Самовар слегка поддымливал. Санька взял кубок обеими руками и некоторое время погрел руки.
— Вот гляжу я на тебя и не пойму, — начал царь. — По лицу ты — дитя, по росту — вьюнош, а по разумению и поведению — старец. Как такое быть может? Мажет правда — колдовство. Многие мне сегодня пеняли, что волхва прижил. Оговорился я нечаянно, назвав тебя так, вот и пошла молва. Бояре воеводы пытали меня о тебе. И знаешь, что я сказал?
— Да откуда, государь? — Вставил Ракшай, успев запить пряник сбитнем.
Царь ухмыльнулся.
— Сказал я, что брат ты мне, отцом прижитый с Марфой Захарьиной. Марфа та умерла при очередном поносе[28].
Царь рассмеялся.
— Ты видел бы изумление на их лицах! Похоже, я только усугубил твоё положение.
Царь смеялся искренне и от души. Ракшай молча жевал пряник, закусывая орехами.
— Что скажешь? — Спросил Иван.
Ракшай пожал плечами.
— Что тут скажешь? Оно чем, запутаннее, тем страшнее и, естественно, хуже. Но для меня конец всё одно един. Травить начнут с завтрева. Яду плеснуть могут в кубок. Вот, посмотри, государь, что я тебе принёс.
Ракшай развязал кожаный сидор и вынул медную кружку с изогнутой ручкой и крышкой, открывающейся большим пальцем. Кружка имела чуть расширяющееся основание и не имела, кроме гравировки, изысков. Выгравированная надпись гласила: «Пить до дна, не видать добра».
— Что это? — Удивлённо спросил Иван.
Александр подошёл ближе, поставил кружку перед царём и нажал на рычаг. Крышка приподнялась и вскрыла сетчатое серебряное ситечко. Санька лично сплёл его по вырезанной им же форме и спаял кромку с аккуратной дужкой. За эту дужку Санька ситечко и вынул.