Краем глаза я вижу, как Нейт на меня смотрит.
– Я спросил ее, какого хрена она здесь делает. Она сказала, что не может говорить, но кто-то сообщил ей, что произошел инцидент и Мэдисон ранена. Мне не пришло в голову посмотреть на ее живот, потому что она надела оверсайз-толстовку, которая, насколько я помню, была в ужасном состоянии, но и сама Тилли в целом была в ужасном состоянии. Она была потеряна. Еще сильнее, чем обычно. Я знал, что она любит Мэдисон, поэтому позволил ей увидеться с ней, но перед этим она сказала мне, что Катсия поймала ее после той ночи в хижине. – Я бросаю на него быстрый взгляд. – Тогда Катсия еще не могла знать, что Тилли беременна. Я сказал, что свяжусь с ней, когда появится необходимость, и пропустил ее к Мэдисон.
– Это дерьмо не имеет никакого смысла. Все становится только запутаннее, и, братан, я чувствую, что назревает война.
Я кивнул.
– Согласен, и вот почему я пришел к такому выводу. – Я втягиваю воздух. – Девушкам нужно держаться от нас подальше.
– Мэдисон, так нельзя. Оставить ее здесь с ребенком – значит подвергнуть опасности всех нас.
– Папа! – рявкаю я, уперев руки в боки. – Я должна ей помочь.
Его глаза стекленеют, а брови нахмуриваются. Он волнуется за всех нас, и у меня щемит сердце. Я поступаю как эгоистка.
– У меня есть решение, но оно тебе не понравится.
– Какое? – обреченно спрашиваю я. – Сейчас я согласна на что угодно.
– Если точнее – у нас есть решение.
От голоса Бишопа в моей груди порхают бабочки. Я поворачиваюсь к двери.
– Какое?
Бишоп и Нейт заходят на кухню и усаживаются на барные стулья.
– Бишоп? – снова спрашиваю я, прислонившись к кухонной тумбе.
– Вам нужно бежать. Всем троим вместе с ребенком.
– Нет.
– Мэдисон… – Бишоп звучал измученным, в отчаянии поднимая руки над головой. – Послушай, это ненадолго – до тех пор, пока мы не разберемся с этим конфликтом. Нам никогда не приходилось беспокоиться о жертвах, пока не появились вы трое. А теперь… Теперь у нас есть ты, Тилли, Татум и, черт возьми, новорожденная малышка, которую хотят убить, Мэдисон. Подумай сама. И ты сама, и все мы знаем, что это – единственный разумный выход.
По моим щекам катятся слезы. Я даже не удосуживаюсь их вытереть, потому что не могу заставить себя пошевелиться. Как будто кто-то подвесил мне на руки свинцовые гири и превратил мои ноги в желе.
– Почему, что происходит? Мне нужно знать все на сто процентов, если вы хотите, чтобы я согласилась с вашим решением.
Бишоп кивает, прижимая обе ладони к лицу и прожигая меня взглядом. Я не отрываясь смотрю ему в глаза – кажется, что кроме нас в этой комнате больше никого нет.