Марина
Ужин проходит на удивление спокойно. Я ожидаю неловкости, каких-то неопределенных моментов, но ничего этого нет. Глеб ведет себя спокойно, Давид разряжает обстановку как может, а мама просто выглядит счастливой. Кирюша давно уже спит.
— А оставайтесь у нас, — предлагает мама. — Уже поздно, куда вы поедете.
Я соглашаюсь. Возвращаться в свою квартиру, где царят тишина, спокойствие и одиночество, совсем не хочется. Вместо этого я хочу побыть с мамой и братиком. Поиграть с ним утром.
— Да, можно, — соглашается Глеб. — Марин, прогуляемся на улице? Возьмем бутылочку из папиных запасов и посидим в беседке?
— Хотел бы я сказать, что вам еще рано, но вдруг вспомнил, кто управляет компанией, — отшучивается Давид.
Я улыбаюсь. Он отнесся ко мне как к своей дочери и часто поддерживал больше меня, чем Глеба. И я рада, что мама нашла свое счастье именно с ним. Она достойна такого мужа, как он: ответственного, серьезного, настоящего мужчину и любящего отца.
— Пойдем, — соглашаюсь на предложение Глеба.
Отказываться при всех неудобно, да и не хочется. Я как-то отпускаю всю сложившуюся ситуацию и просто плыву по течению.
Мы сидим с родителями еще полчаса, после чего Глеб спускается в погреб, достает мое любимое вино, берет тарелку с сыром и два пледа, и мы вместе выходим на улицу. Беседка находится за домом, куда мы идем в полной тишине. Я хочу спросить, что там Софи, но не решаюсь. Лучше не знать, что он с ней видится и интересуется ее здоровьем. А зная его, он это делает.
— Мы бокалы не взяли, — произносит Глеб с сожалением.
— И штопор.
— Штопор вот, — он достает его из кармана.
— Значит, будем пить из бутылки, — предлагаю я.
Возвращаться в дом за бокалами как-то не хочется.
— Может, я быстро схожу?
— Я не заразна.
Глеб смеется, я улыбаюсь, аккуратно складываю свалившийся на одну сторону сыр и сажусь на кресло. Вот за что я люблю родительский дом, так за то, что у них устроено все так, что никуда не хочется уходить. Спокойно, уютно, удобно. Даже беседка, где не так часто кто-то собирается, обустроена с комфортом. Четыре кресла, чуть дальше просторный диван. Подозреваю, его поставили, чтобы мама могла отправлять сюда Давида, когда он накосячит.
От этих мыслей на лице появляется широкая улыбка. Я не имела такой возможности. Миша был идеальным до зубного скрежета. Даже повода не давал обидеться или поссориться. Мы и ругались-то раза два за все отношения, да и то я придиралась по мелочам.