Все свои выходные Гейб проводил в мастерской, которую построил за домом, вновь и вновь сооружая крылья, по размаху и форме напоминающие мои. Он изучал птиц – тех, что жили у нас во дворе, и тех, о которых писали в библотечных книгах. Он измерял мои крылья и ростовые скачки, а также велел Вивиан собирать выпавшие у меня при линьке перья, чтобы детально их изучить.
– Ты правда считаешь, что она должна летать? – однажды вечером спросила Вивиан у Гейба. Они сидели в гостиной: Вивиан – в вольтеровском кресле напротив клавесина, а Гейб – на оттоманке у окна. На коленях у Вивиан лежал один из наших котов. В печи-каменке тихо потрескивал огонь, и от его мягкого света пряди маминых волос казались красными.
В свои двадцать пять Вивиан по-прежнему выглядела юной благодаря длинным волосам и кольдкрему, который наносила на щеки с таким же прилежанием, с каким чистила мне перья. Обувь она так и не надевала. В этом не было необходимости. Мама не покидала холм в Вершинном переулке с того самого дня, как принесла нас из больницы домой. Когда она задумывалась над причиной, она понимала, что все еще ждет. Ждет, когда Джек к ней вернется.
Вивиан украдкой взглянула на Гейба, который не отрывал глаз от печного пламени. Не то чтобы Гейб не казался ей красивым. Казался. Иногда она ловила себя на том, что изучает его: с какой легкостью он достает миску из шкафа или как играют мускулы у него на руках, когда он полирует гнутую ножку кресла-качалки, – и тогда она представляла, как эти руки касаются ее кожи, ложатся ей на бедра и с какой силой они поднимают ее, приближая к своим. Однако она не успевала затеряться в своих фантазиях, потому что вспоминала о Джеке, и тогда весь ее мир рушился вновь.
– Непохоже, чтобы ее это хоть сколь-нибудь интересовало, – заметила Вивиан. И правда: как только я научилась завязывать ленточки, которые мама пришила к моей одежде, поняла, что спать удобнее всего, прикрывая нос кончиком крыла, и навострилась расправлять крылья с такой силой, что гасила свечу на другом конце комнаты, я решила, что теперь умею все, что положено крылатой девочке. Я даже никогда не думала о том, что могу летать.
– Сейчас, может, и нет. Но когда заинтересуется, у меня все будет готово, – ответил Гейб. Он давно решил, что детям Вивиан нужен отец. Боялся нас подвести. Если мир, каким его знает Гейб, не был готов принять румынскую красавицу королевских кровей, то как он отнесется к ребенку с крыльями? Или к ребенку, который предпочитает, чтобы его не трогали, так как он не в состоянии вынести объятия и поцелуи? Но Гейб не знал, что значит быть отцом, – у него отца тоже не было. Поэтому он, изобретая достойное выполнение родительских обязанностей, прикреплял к спине самодельные крылья и пикировал с крыши мастерской. Как быть с Генри, Гейб пока не придумал.