– Ну, прыгаешь или как?
Я закрыла глаза, уповая и на то, что полечу, и на то, что упаду, и одинаково страшась обоих исходов. Прыгнула. И быстро приземлилась, расквасив в кровь коленки.
Кардиген посмотрела на меня сверху.
– Ну вот. Летать ты совершенно не умеешь. Наверное, ты и вправду обычная.
Я поглядела на разбитую коленку и поморщилась от боли.
– А откуда ты знаешь, что я не ангел? – поинтересовалась я.
– Ба. Очень просто, глупышка. – Кардиген коснулась моего коричневого крыла. – У ангелов крылья белые.
Я относилась к крыльям так, как другие относились бы к косолапости – изъян без очевидной пользы, но ступить шаг на улице, не привлекая детских любопытных взглядов, невозможно. Вот потому-то я редко оспаривала мамино решение держать нас взаперти в конце Вершинного переулка. Здесь мы были в безопасности. Не таким, как все, опасность грозит на каждом углу. А с моими перистыми приспособлениями, немотой Генри и маминым разбитым сердцем мы были той еще странной семейкой! Мама, брат и я оставались на холме под защитой бабушкиной репутации, и никому не приходило в голову распахнуть двери и убежать. Двое даже не пытались.
Я – другое дело.
Соседские ребята с холма часто собирались после ужина поиграть в «сардины» или другую игру, после которой никак не могли отдышаться, – даже я выставляла в окно личико и смотрела на них из выгодной наблюдательной позиции на холме в конце Вершинного переулка. Обычно собирались Кардиген, ее старший брат Роуи и сын Марка Флэннери Джеремайя, который был довольно неприятным, но жил в Вершинном переулке, а значит, обладал свойством хорошего игрока – доступностью.
Во время одной такой игры Кардиген наткнулась на раненую птицу. Та валялась на земле в той части двора, что отделяла наш дом от дома соседки Мэриголд Пай. Это был скворец. Крылья трепетали, а голова была вся красная, наверное, от крови, но разве поймешь? Интересно, у птиц кровь красная, как и у людей?
Джеремайя Флэннери подошел к Кардиген. Он посмотрел на птицу и поднял обутую в ботинок ногу. Когда он топнул, мы услышали отвратительный хруст птичьего крыла. А потом мы услышали, как охнул Джеремайя, мгновенно получив от Кардиген коленом в пах – меткий удар ногой, деформировавший его левое яичко. Джерри, как его называли впоследствии, приписывал свою неспособность оплодотворить жену этому инциденту.
Спустя несколько часов, когда ребята разошлись по домам для ежевечерней ванны, я вылезла через окно и спустилась по старой, посаженной близко к дому вишне. С помощью лопаты, которую я нашла в саду, я прекратила муки хрипящей птицы и, рыдая, поплелась на холм. Мне было не впервой сопереживать нелетающим птицам.