Как именно мне помочь своей растолстевшей тетушке, я не знаю. Конечно, я никому не признаюсь, что растерян. Мне еще не приходилось трудиться, чтобы отвратить человека от греха. Одному Богу известно, как случилось, что я всегда оказывал на людей какое-то стихийное влияние. Мама считает, что мне не следует задаваться вопросом, как Господь с моей помощью вершит Свое дело, – достаточно просто знать, что это так.
И потому я уверен, что Он не просто так предоставил мне шанс увидеть что-то или кого-то явно святого. Ангел, как мне помнится из определения, это посредник Бога, посланный им для Его целей. И это в высшей степени уместно, что Ангел являет себя на той улице, где остановился Его самый благоговейный последователь, где я тщетно пытался услышать Его зов и исполнить Его миссию. Да, это правда, что я, наверное, смотрел на нее намного дольше, чем следует, но в день своего приезда, когда я впервые взглянул на эти крылья и прекрасный ангельский лик, я подумал, что схожу с ума!
Труве быстро дорос до своих огромных лап. Мы надеялись, что он останется маленьким и послушным, но, когда его вес превысил сорок пять килограммов, мы поняли, что имеем дело не с болонкой и не с ши-тцу. Труве оказался пиренейской горной собакой – притом чистопородной, – что было поистине удивительно, если учесть, что мы нашли его во дворе в кустах пионов. Шкурка его была как у белого овцебыка, а когда он линял, клоки шерсти, каждый размером с кролика, носились по деревянному полу, как перекати-поле.
Труве и Генри были не разлей вода и часто гуляли не как собака, ведомая хозяином, а как друзья – бок о бок. Именно так они прогуливались, напоминая необычных сиамских близнецов, когда оказались в столярной мастерской, где Гейб держался за губу, из которой текла кровь – результат еще одной неудачной попытки взлететь.
Первые крылья Гейб смастерил из пропитанной лаком миткали, натянутой на рамку из бамбука. Из этого ничего не вышло, и он взялся за прутья – сплел ивовую кору с лозой земляничного дерева, но изделия оказались слишком тяжелыми. Еще Гейб сделал пару из алюминиевой проволоки и кисеи, но, оторвавшись от крыши сарая, спикировал прямо вниз и не на шутку испугался.
Гейб – весь рот в крови – доковылял до мастерской, порадовавшись, что свидетелем этого летного испытания стал один только Генри и ни мамы, ни меня рядом не было.
– Неудача номер четыре, – пробормотал Гейб, швырнув сломанные крылья в угол на растущую кучу мусора. Этим он потревожил живущую в стропилах летучую мышь, которая вылетела на улицу. Последовав за рукокрылой и увидев, как в ночном небе машут крылья, Гейб понял, что все это время искал вдохновения не там. А еще он решил, что летучую мышь надо поймать.