для полуночных разговоров, ни двухцветных «оксфордов», подошвы которых стерты от хэнд-джайва на школьных танцах. У меня почти не было связи с внешним миром, поэтому я не нуждалась в этих предметах. Зато было окно, сквозь которое я смотрела на корабли, проплывающие каждый вечер по Салмон-Бэю. И были груды перьев, которые таинственным образом скапливались в пустых углах комнаты.
– Так вы с Джеремайей все еще вместе? – поинтересовалась я.
– Господи, нет, конечно. – Кардиген вытащила из кармана пальто тюбик помады. Мазнув по губам, она бросила его мне. – На вот, попробуй. У мамы стащила. – Я положила помаду на тумбочку. Кардиген улыбнулась своему хорошенькому белокурому отражению в зеркале и кончиком пальца стерла красную помаду с зубов.
У меня волосы были длинные и черные, как у бабушки, но если Эмильен свои закручивала в плотный узел на затылке, то я носила высокий хвост с черной лентой. Кардиген считала, что лента мне очень подходит.
– Свои достоинства надо подчеркивать, – сказала Кардиген. – А у тебя, девочка моя, экстравагантная красота. – Она легонько щелкнула пальцем по кончику крыла. – Что греха таить, это просто какая-то диковинная привлекательность.
Что-то дзинькнуло, стекло задрожало. Кардиген распахнула окно и стала бурно жестикулировать.
– Я попросила брата прийти за мной, – объяснила она.
Роуи Куперу было семнадцать. Он работал развозчиком у бабушки в булочной, водил грузовичок и благодаря своим выдающимся знаниям астрономических фактов и цифр уже поступил в Бостонский университет. Почти всего его вещи были уложены в подписанные картонные коробки. Роуи не пользовался таким успехом, как его сестра. Высокий и худой, с густой шапкой черных кудрей, он всегда, даже летом, носил старый моряцкий бушлат, который сохранился со времен военно-морской службы отца. А еще он заикался. И все же он был симпатичный, синеглазый и улыбчивый.
Не то чтобы я замечала.
Кардиген перекинула ноги через подоконник наружу.
– Сегодня ребята у водохранилища собираются, – сообщила она мне.
У подростков, которые жили рядом с Вершинным переулком, было особое место, где они весело и беззаботно проводили свободное время. Не кинотеатр на открытом воздухе и не закусочная, где продают лимонад, – городское водохранилище с освещенной лунным светом водой и темным парапетом стало идеальным местом для всяких важных глупостей. К тому времени старый смотритель с женой ворчали все чаще, но совсем оглохли, и ребята знали: нужно лишь молча миновать маленький белый домик. Я, само собой, никогда там не была. Но слышала так много рассказов, что мне казалось, я собственными глазами видела свет в домике смотрителя, могла сосчитать банки из-под пива на парапете водохранилища и слышала смех поддатых ребят.