Говорит Елена гиене:
– Только не надо читать всякую графомань. Ну, там, про любовь и цветочки-хуечки. У нас не какой-то там союз пейсателей Верхней Пышмы, нужны настоящие стихи. Например, про принятие себя, исследование телесности, проблемы гендера, рождаемость и аборты, давление кровавого режима на женское самосознание.
– Окей, – отвечает гиена. – Постараюсь удовлетворить все ваши запросы.
Вечером отправила гиена сына и мужа спать и села за ноутбук, даже посуду не помыла. Сидит в творческих муках, вспоминает наказы росомахи. Пожалуй, если напишет что-то не то, Елена ее оцарапает своими огромными когтями. Сделала себе гиена чашечку эспрессо и начала:
Я гиена-вагина!
Я вагина гиены!
Моя вагина – как хуй,
Взрывающий общественные устои,
Моя вагина ебет ваши полушария,
Тупое самосознание мужское,
Моя пятнистая телесность
Принесет мне мировую известность,
Мою вагину в лапу толщиной
Сосет мужик-гиена,
Моя вагина огромной колбасой
Болтается ниже колена,
Мой сын, как Магеллан,
Искал пролив в моем родовом канале,
И всякий абьюзер-еблан
чует мой клитор у себя в анале!
Моя вагина – не дыра,
а ручной пулемет,
моя вагина под крики «Ура!»
врагов разорвет!
Моя вагина сношает мертвые тела
пособников режима,
мои зубы вонзятся в Империю Зла,
мы вместе сокрушим ее!
Проснулся муж гиены, вышел попить водички. Показала ему Полина свои новые стихи, и муж их похвалил.
– Отличные, – говорит, – стихи. Внушають.
– Нет, Саша, ты мне правду скажи! – требует гиена. – Наверное, это ужасные стихи, и меня все звери засмеют.
Поморщился муж и добавил:
– Однако слишком много восклицательных знаков.
– И ничего не много, – обиделась Полина.
Хотел муж сказать, что не стоит писать про особенности его половой жизни, но промолчал. Во-первых, у Полины зубы были больше, чем у него, а во-вторых, ее канал все равно никто не читал.
Настал день фестиваля. Надела гиена красивое платье в цветочек и туфли на каблуках, распечатала стихи, положила их в клатч и побежала в «Этажи». Приходит в назначенное место, а там никого, только росомаха Елена возится с проектором и у дверей зала царевна-лебедь красит клюв.
– Полина, – представилась гиена.
– Очень приятно, я тоже Полина, – ответила царевна-лебедь. – Я трансфеминистка, а вы?
– А я самая обычная патриархальная феминистка, – ответила гиена и побежала вытирать стулья спиртовой салфеточкой, чтобы не подцепить заразу.
Тут прибежали другие поэтки – хомячка, барсучка, медведица, выдра и енотка. Все они были москвичками и очень злобно глядели на лебедя Полину.
– А где же публика? – спросила гиена.
– Очень нам нужна какая-то публика! – пропищала хомячка. – Мы самодостаточные женщины и ни в какой публике не нуждаемся.