Мирошник запалился, устал. Можно было по пути зайти на звероферму, отдохнуть, напиться чаю, но начнутся расспросы: где охотился, какова добыча. Он решил сделать крюк и завернуть к Чистому ключу. Там он напьётся, переобуется, покурит.
Мирошник съехал в распадок и выругался в душе. Возле ключа, под кедром, стоял Ромка Шурыгин, сын парторга, и в упор смотрел на него.
Мирошник невольно схватился за сумку — ему вдруг вообразилось, что оттуда торчит соболиный хвост, хотя соболь был запрятан надёжно, под двумя белками.
Раз сын здесь, значит, и отец где-то неподалёку.
А с Шурыгиным-старшим лучше не встречаться — насквозь видит.
— Здравствуйте, дядя Ефим!—сказал Ромка.
— Здравствуйте! — повторила Надейка.
Только тут Мирошник заметил и её в тени сопки.
И что это с тайгой сталось: шагу не ступишь — кто-нибудь встрянет на пути.
Он что-то пробурчал невнятное: то ли тоже «здравствуйте», то ли «чтоб вас леший забрал»—и повернул прочь.
— Дядя Ефим! — крикнул вслед Ромка.—Дядя Ефим!
— Ну? — оглянулся тот.
— Мы на «газике» приехали. Идёмте на звероферму, и вас подвезут.
Ещё чего не хватало: на звероферму, перед Шурыгиным отчитываться.
— Сам доберусь,— отвёл глаза Мирошник. (До чего же у этого мальчишки взгляд пронзительный, весь в отца!) — Через сопки доберусь, напрямик.
Летел почтовый самолёт над тайгой, над сопками. Трижды сегодня вылетал он с аэродрома — развозил почту жителям дальних таёжных посёлков — и теперь возвращался домой.
Усталые лётчики смотрели вниз. Внизу темнели деревья, светились розоватыми отблесками заката заснежённые поляны, озёра, излучины реки. Увидели лётчики звероферму в лощпнё, заметили «газик», который торопился по реке к посёлку, обратили внимание на одинокую фигуру человека, чернеющую на склоне безлесной сопки.
Потом опять пошла сплошная строгая тайга. И даже отсюда, с высоты, не было видно ей ни конца ни края.
Уже стемнело, когда «газик» остановился возле дома Шурыгиных.
Любовь Михайловна, Ромкина мать, выбежала встречать путешественников.
— У нас поужинаешь,— сказала она Надейке.— Капитолины Ивановны всё равно нет дома, у неё совещание.
Горячая рассыпчатая картошка, отваренная с солёной кетой,— что может быть вкуснее, особенно когда вернёшься из тайги!
Напившись чаю, Надейка поблагодарила тётю Любу и стала одеваться.
— Куда ты? — попыталась удержать её Любовь Михайловна.— Капитолина Ивановна зайдёт за тобой, когда будет возвращаться.
— Я в школу пойду,— сказала Надейка. Ей казалось, что она уезжала далеко, надолго и теперь нужно было поскорее встретиться с тётей Капой и обо всём ей рассказать.