Надейка весело рассказывала о своей выдумке и не замечала, как бледнеет лицо тёти Капы.
— И ты вошла во двор! Да он тебя задушить мог, как гусёнка! Бросится — и зубами за горло.
— Тётя Капа...
— Нет-нет, как же ты...
— Тётя Капа, ну не сердись, пожалуйста. Я больше не буду...
В этот вечер они долго обсуждали, какая будет новая школа: с паровым отоплением — нечего бояться угара; со спортивным залом —не надо в ненастье проводить уроки физкультуры в тесном коридоре с расшатанными половицами; будет пионерская комната, буфет. А самое главное—пятнадцать классных комнат, занятия в одну смену, и тёте Капе не придётся так поздно задерживаться па работе.
Заснули они, не доспорив, каким цветом покрасить в новой школе окна и двери.
СОСЕДСКИЕ НЕУРЯДИЦЫ
А Мирошник почти не спал в эту ночь. Домой он вернулся поздно. При свете луны увидел, что снег возле калитки весь утоптан; зашёл во двор и сразу споткнулся о шест. Кто же это шастал в его дворе, чего доискивались? Замок на двери цел; заглянул в стойло — корова спокойно жуёт жвачку. Завизжала в катушке голодная свинья. Хоть бы хозяйка скорей возвращалась из города! Никак дом нельзя оставить, все лезут, все суются, всем чего-то надо в его дворе, и собака не помогает.
— Ты-то чего пускал? — прикрикнул он па Грома.
Тот заскулил, поджал хвост, словно хотел сказать: «Над твоей головой бы так залязгало, небось тоже в конуру забился бы».
Мирошник поднял шест: ясно, соседский, у них видел. Сам-то Шурыгин вряд ли в чужой двор пойдёт, наверняка мальчишка лазил, тоже соглядатай порядочный. Как он на сумку сегодня возле ключа воззрился. Будто чуял, что там соболь.
Не купи дом — купи соседа. Лучше б и во сне таких соседей Мирошнику не видеть, как этот парторг Шурыгин. Прошлой осенью хорошо кета шла. За одну ночь Мирошник набил острогой полную лодку. От самой рыбы проку мало: вся в синих и красных пятнах — избитая, тощая, невкусная. Тысячи километров плывёт она по морю-океану, потом по Амуру, против течения, в Тур заходит, в родпую реку, откуда мальком ушла. И здесь, в верховьях реки, на мелких местах, мечет рыба икру. Вымечет и погибает.
Из-за этой икры, красной зернистой, и старался Мирошник, бил кету. Сама рыба шла потом на варево свиньям, а икра... по два бочонка засаливала Ми-рошничиха икры — особый секрет засола знала, с чесночком, со всякими другими специями. И себе хватало, и в город возили на продажу.
Конечно, за такие дела по головке не гладят, но Мирошник наловчился, из-под самого носа у рыбнадзора уходил.
А прошлой осенью погорел. Никак не думал, приставая под утро к берегу с полной лодкой кеты, что Шурыгин затемно с вёдрами к реке заявится. Жена у него стирку, что ли, затеяла, так он её водой обеспечивал.