Л Гром лежал под забором, положив морду на лапы. Он только чуть приоткрыл глаза, взглянул на девочку и снова зажмурился. Надейке было жаль его. Ведь это из-за неё всё так получилось, из-за той истории с письмом.
Как только Мирошник узнал, что Гром пустил во двор посторонних, он замыслил сменить собаку. В соседнем селе ему как раз предложили купить очень злую овчарку. Когда хозяин снял с Грома ошейник с тяжёлой цепью, псу показалось, что голова у него отрывается и летит вверх,— такой лёгкой она стала... Он завизжал, бросился в конуру и прикрыл морду лапами. Его посадили на цепь щенком, он не помнил жизни без цепи, и теперь, когда цепь не держала его, ему стало страшно.
— Видишь, вконец порченая собака,— сказал Мирошник жене.
— Куда ж его теперь? — спросила она.
— Порешить придётся. Я сейчас за овчаркой еду, так где-нибудь по дороге...
Мирошник обвязал шею Грома верёвкой и с трудом вытащил его из конуры. Гром упирался, задыхался, но его тащили вперёд; наконец он понял, что сопротивляться бесполезно. Поджав уши и затравленно озираясь, он затрусил за телегой.
На краю села Мирошника остановил пасечник дедушка Коробов.
— Куда пса тащишь? — спросил он.
— Да вот порешить хочу. Другую собаку завожу.
Чем же он тебе не угодил?
— Всех во двор пускает, кому не лень. Что это за собака?
— Отдай его мне,— попросил дедушка.— К нам со старухой внучата часто ходят, соседи то и дело, мне злая собака ни к чему.
— Две кружки медовухи,— сказал Мирошник.
— Так ты же его порешить собирался.
— Мало ли что!
— Ну ладно, заходи, угощу...
Мирошник посадил на цепь купленную овчарку и уехал на две недели в тайгу заготавливать дрова. Душа его была на месте: злючая псина сторожит дом; саму Мирошничиху и ту за руку цапнула.
...Утром Мирошничиха собралась в магазин. Только открыла калитку—показалась мохнатая морда: вернулся Гром, на шее у него болтался обрывок верёвки.
— Пошёл! Пошёл!—закричала Мирошничиха и замахнулась кошёлкой.
Гром заскулил, попятился, но потом опять полез в калитку: он никак не мог понять, почему его не пускают домой.
— А, чтоб тебя! — Мирошничиха пнула его и со злостью дёрнула калитку к себе.
Пёс заголосил: он не успел убрать лапу и калитка прихлопнула её.
— Пшёл! Пшёл!—Мирошничиха схватила палку.
Держа на весу перебитую лапу, Гром проковылял немного и лёг под забором. Как ни била его Мирошничиха, как ни ругала, он не уходил, только смотрел на неё печальными глазами и поскуливал. Он словно хотел сказать: «Я же вырос здесь, здесь мой дом, мои хозяева. Плохие они или хорошие — судить не мне, я служил нм и буду служить до конца жизни...»