Надейка сунула ей двадцать копеек — Мирошни-ки деньги за молоко брали сразу — и почти бегом бросилась домой.
— Молоко-то расхлещешь! — крикнула ей вслед Мирошничиха.— И сдачу не взяла. За мною пять копеек.
«Обуза, обуза, обуза...» Какое слово обидное!
Молоко противно отзывало луком: коров гоняли на луга, где рос дикий лук, и они ели его с жадностью после зимней сухомятки. Надейка пить молоко не стала, а поделила его между Тиграсом и Громом. Потом достала из буфета голубичное варенье и стала есть ложкой прямо из банки. Пришёл Ромка, принёс Тиграсу свежего карася, а Грому варева в котелке; Гром был привередливый и не ел сырой рыбы и мяса — Любовь Михайловна специально для него сварила похлёбку с картофельными очистками и рыбьими потрохами.
Г ром вылизал котелок и вильнул хвостом.
— Хоть бы папа скорей собаку брал!—сказал Ромка.— Скучно без собаки.
У Николая Васильевича была хорошая собака лайка, да осенью погибла в схватке с медведем, и Ромкин отец никак теперь не мог подыскать собаку, чтоб по вкусу пришлась.
— Пу, пошли ужинать,— сказал Ромка.—Меня за тобой послали. Чего варенье ешь?
— Не пойду,— сказала Надейка.— Вам я тоже обуза.
— Балда ты, а не обуза! — сказал Ромка.— Выдумает чего-то! Давай пошли, не то за косы потащу.
Пришлось идти.
Поужинав, Надейка вернулась домой. Письмо так и не писалось. Она послонялась из угла в угол, потом открыла ящик, где были сложены куклы: в них Надейка почти уж не играла.
Сверху лежал старенький Буратино — самая любимая Надейкина игрушка. Пусть не думает Игорёк, что только ему читают книжку о Буратино. Тётя Капа тоже читала Надейке эту книжку, а когда Надейке исполнилось пять лет, подарила ей настоящего, ну почти как настоящего, Буратино. Надейка никогда не забудет тот день рождения. Она проснулась—в комнате никого. А на стуле, рядом с кроватью,—новое нарядное платье, красное, с белым галстуком, а на галстуке вышит якорь.
Надейка надела новое платье, стала натягивать чулки, но терпения не хватило, в одном чулке побежала к зеркалу. И тут в дверь постучали.
«Да-да, войдите!» — ответила Надейка так, как обычно отвечала тётя Капа.
Никто не вошёл, а постучались опять. Надейка так в одном чулке и подошла к двери, открыла её.
За дверью стоял Буратино! Надейка сразу узнала его. Буратино стоял, прислонившись к косяку, его ноги были широко расставлены, а кисточка колпака свешивалась на глаз. Другой глаз, чёрный и круглый, смотрел так лукаво, что, казалось, вот-вот подмигнёт.
Буратино был большой, он доходил почти до пояса Надейке. Это теперь он стал старой, облезлой игрушкой, а тогда Надейка долго принимала его за живого и относилась к нему с уважением, даже робела перед ним.