На сопке ребята окружили Николая Васильевича, и каждый старался быть около него, чтобы лучше услышать, что он скажет.
Ване Трактору удалось протиснуться ближе всех, он прямо в рот заглядывал Николаю Васильевичу.
Шурыгин постоял немного молча, глядя на открывавшуюся с высоты панораму.
Ребята невольно проследили за его взглядом. То, что они увидели, было им хорошо знакомо: сопки, сопки, сопки.
Вблизи они были весёлые, светлые, в цвету багульника, потом начинались строгие, тёмно-зелёные, там рос кедр, а ещё дальше становились синими — и так до самого горизонта.
Между сопками извивался сверкающий Тур; от
\
него, как щупальца, отходили протоки, там и сям были разбросаны озёра.
Отчётливо, ясно было видно всё даже вдали: вот гряда сопок километров за восемьдесят; над ней года три назад пронёсся чудовищный тайфун. Эти сопки и сейчас, весной, не зелёные, не синие, а серые: там вздымает сучья к небу сухой лес, валяются, как спички, огромные деревья, и, говорят, ни один охот-пик не рискует заходить в бурелом, что царит там.
Вот на эти-то сопки и смотрел сейчас отец Ромки.
— Видите? — сказал он наконец.
— А чего мы не видели? — отозвался Ваня Трактор.— Всё видели.
Ромкин отец укоризненно покачал головой.
— Это ведь твоя работа.
— Моя? — Ваня растерялся, а ребята засмеялись.
— Ой, не могу!—взвизгнула Аллочка, прикрывая рот ладошкой.— Ваня Трактор все деревья повалил!
— Я, конечно, не в том смысле говорю, что он это сделал, хотя он и силач, захочет — не хуже тайфуна любое дерево повалит.
Ваня гордо усмехнулся.
— Я говорю, расчищать тебе всё это придётся. Тебе и твоим друзьям, когда подрастёте. У нас пока до этого руки не доходят. А в хозяйстве порядок должен быть. Что улыбаетесь? Неладно сказал, что ли?
— Какое это хозяйство? — сказал Женька Смородин.— Хозяйство — это вот, например, у Мирош-пика. А здесь тайга.
Николай Васильевич нахмурился.
— Вот и плохо, что не только вы, а даже многие взрослые так рассуждают: чего там, тайга, всё само собою родится, само собою растёт. Любого зверя бей, птицу, лови рыбу какую хочешь и когда хочешь, ру-
Пи кедры, сдирай луб с бархатного дерева — всё снова появится. Только не так всё это просто. И здесь труд нужен, да ещё какой! Потому и организовали у нас промхоз. Мы только начинаем в нём хозяйничать, а вам, ребята, продолжать.
Надейка слушала Николая Васильевича, и живые картины, одна за другой, открывались её глазам. Вот она в белом халате — обязательно в белом халате, как у тёти Любы Шурыгиной,— идёт по высокому тёмному лесу. Птицы слетаются, кричат ей что-то весёлое, рыжая белка прыгает на плечо, у её ног водоворотом кружатся соболи, колонки, серебристо-чёрные лисы... Вышла из чащи красавица олениха-изюбр, а с нею два маленьких изюбрёнка. Надейка угощает их солью...