Я и мои друзья (Галкин) - страница 23

Кируш был у нас самым сильным в классе. Высокий, худой, жилистый — он легко расправлялся со многими одной рукой. Кулак у него — как моих два. С ним редко кто связывался. Его даже побаивались ребята старших классов. А тут — я! Палец на руке Кируша. Лилипут против великана!

— А этого не хочешь? — злорадно произнес Кируш, опомнившись и поднося к моему носу увесистый кулак.

Честно говоря, у меня душа ушла в пятки. Я готов был разреветься. Я знал, что с Кирушом мне не сладить и все мое геройство выглядит довольно жалким. Понял я, что его и слезами не проймешь, Кируш-Длиннуш упрям, как бык! Мольбы и увещевания только раззадорят его.

Я лихорадочно искал выход. Как быть? И тут меня осенило. Фонарик! Тот самый, который мне подарил полковник, Владимир Иванович. Он был предметом зависти всего класса.

Я кинулся к парте, торопливо достал портфель, вытащил фонарик. Ребята, разинув рты, продолжали наблюдать за нами. Кируш, насупившись, также следил за мной.

Я подошел к нему и протянул блестящий красивый фонарик.

— Вот, возьми! — сказал я.— Меняю на снегиря!

У Кируша дрогнуло что-то в лице. Он стал похож на сыча, увидевшего добычу. Глаза его сверкнули жадно, он недоверчиво посмотрел на меня.

— Шутишь? — хрипло выговорил он.— Ты это брось!

Я молча сунул ему фонарик. Взял у него снегиря и нежно прижал его к себе. У бедняжки сердце колотилось с такой силой, что, казалось, оно не умещается у него в груди.

Я неспеша отвязал от его лапки нитку, потом взобрался на парту, ступил на подоконник и открыл форточку. Свежий морозный воздух ударил мне в лицо.

Я посадил снегиря на переплет оконной рамы. По-видимому, он сначала не поверил, что свободен. Неуклюже переступил, передвигаясь по планке, затрепыхал крыльями, оступившись, тревожно и беспокойно огляделся по сторонам. Я стоял, не дыша и не двигаясь. Снегирь, взъерошив перья, слегка встряхнулся и, вспорхнув, взлетел. Он летел все быстрее, выше и скоро скрылся из глаз.

Я закрыл форточку и сел за свою парту. И спокойно раскрыл учебник.

В классе стояла мертвая тишина.

После жгучих ядреных морозов вдруг ударила оттепель. Засияло солнце, заблестел снег. Его белизна и яркое синее небо слепили глаза. Потом вновь надвинулись низкие темные облака, крупными неслышными хлопьями повалил влажный снег. Налетели теплые метели. Порой в десяти шагах трудно было что-либо разобрать.

Мы стосковались по теплой погоде. И после уроков, наскоро пообедав, кто с лыжами, кто с салазками выбежали на улицу. Все, словно сговорившись, собрались на Белой горке. Но покататься не пришлось. Мокрый снег лип к лыжам и салазкам. Одно расстройство, а не катание.