— Что здесь происходит? — спросил директор.
Лично я лишился дара речи. А Симуш смущенно потупился и едва слышно произнес:
— Играем…
— Что, что?! — возмутился директор.
— «Третий-лишний». Игра такая есть,— пролепетал Симуш.
— Ну и ну! — выдохнул директор и повернулся к вожатой.— Ну и ну! И это называется — «развлечь»? Так, братцы, не пойдет. Отправляйтесь-ка вы по домам, а завтра прошу ко мне в кабинет. Там мы и выясним наши отношения.
Мы пулей вылетели из класса, устало уселись на ступеньках школьного крыльца. Симуш отдуваясь, вытер влажный лоб. Я посмотрел на оголенные ветки школьных берез и тоскливо проговорил:
— Что-то будет!
Симуш тяжело вздохнул.
— Вот тебе и «третий-лишний». Сами из-за этой дурацкой игры лишними стали.
Домой мы шли понурив головы, думая о завтрашней встрече с директором школы.
Едва начались летние каникулы, отец меня запряг в дело. Хоть бы денек позволил поболтаться, нет — и рта раскрыть не дал:
— Пойдешь корову пасти! — сказал он строго.— Гулянкой сыт не будешь.
«А Керкусь на что! Он уже не маленький. Это дело в самый раз по нему!» — подумал я, но сказать вслух не решился. А отец словно бы прочитал мои мысли и так глянул, что отшил у меня всякую охоту разговаривать. Папаня у нас крут. Терпеть не может бездельников. Во всяком случае, на эту тему лучше с ним не спорить. «Я тебе задание дал! — скажет.— Выполняй. Точка». Я его знаю!
Всякий, кто хоть как-то отлынивает от работы, для отца — личный враг. Сам он от зари до темна — на работе и к другим относится с той же меркой. Если говорить начистоту, мне даже нравится в нем это. Я втайне горжусь отцом. В колхозе о нем добрая слава идет. Даже районная газета о нем писала. А отец, бывало, улыбнется и скажет: «Это хорошо, когда за работу хвалят. Плохо, когда ругают». Поэтому отлынивать от дела не гоже.
…Мать подняла меня чуть свет.
— Михась, а Михась! Пора. Милуша давно ждет у крыльца. Ну же, вставай!
Я пробормотал спросонья:
— Ладно, мам. Окажи, пусть идет. Я догоню! — И перевернулся на другой бок.
Мама засмеялась:
— Кому сказать? Корове?
Тут я проснулся окончательно и сел на кровати. В доме было тихо. Керкусь сладко посапывал на своей койке. Я вспомнил о том, что мы с Симушом договорились пойти на рыбалку, и приуныл.
— Торопись, сынок. Торопись! — сказала мама.— Отец уже ушел. А одну Милушу я выпускать не могу. Забредет чего доброго в чужой огород или на колхозное поле! Достанется нам тогда с тобой от отца!
Я тут же вскочил на ноги, словно во мне пружина сработала. Выглянул в окно. Светало. Туман полз от реки. Где-то блеяли овцы, мычали буренки. Звенело ведро у колодца. Солнце даже не взошло! Бр-р,— передернул я плечами. Чего хорошего бродить по холодной росе! И куда это меня гонят из дому так рано. Свет не померкнет, если я выйду попозже. Или боятся — травы не останется? Да куда она денется. Сегодня кончится, так завтра взойдет. Эх, беспокойный народ родители!