Мокки пожал плечами:
– Шесть лет – немалый срок, аристократишка. Почему бы просто не смириться с украшением и не жить с ним в свое удовольствие? Я так понимаю, в целом у тебя все хорошо.
– Я бы так не сказал, – покачал головой Тилвас. – Во-первых – и это самое очевидное – мне очень не нравится то, что у меня на груди находится вещь, потеря которой может меня убить. Даже если большинство людей не в состоянии коснуться медальона, я в теории могу зацепиться за что-то типа колеса кареты или потерять его в море. Неловко получится. Во-вторых, о нежных объятиях можно забыть, ведь всех, кроме Джерри, шарахает током, а Джерри появилась на сцене недавно и скорее обнимет фонарный столб, да?.. – Он быстро стрельнул в меня глазами, и я сделала вид, что оцениваю перспективы.
– Столб не так уж и плох, – подытожила я.
Ответом мне было довольное фырканье. Чего еще от тебя ждать, воровка? Я так и знал, я люблю пикировки, Джерри.
– В общем, в отсутствие близости моя чуткая лисья душа страдает: я так хотел испытать человечность! И где? И что? Не так-то удобно спать с людьми, все время следя за тем, чтобы они случайно не коснулись моей груди. Но продолжим список моих недовольств. Его третий пункт гласит: амулет действует как ограничитель. Все воспоминания, а также большая часть рёххова могущества застряли в нем.
– А вчерашнего могущества тебе мало, что ли? Не наглей, – возмутился Мокки, морщась при воспоминании о паучьем подземелье.
Тилвас проигнорировал его реплику. Просто продолжил, вновь перейдя на серьезный чеканный тон:
– Ну и в-четвертых, представьте, что амулет – это как отрезанный палец. Сразу пришить его можно. А вот какое-то время спустя – уже не получится. Но у нас в уравнении – не палец, а часть души. С каждым годом мне все больнее жить без нее. Это почти физическое ощущение потери. Как… вечный холод. Будто у тебя внутри – ледяная иголка, и она с шорохом проворачивается в тебе денно и нощно, и что бы ты ни делал, где бы ни был – ты слышишь этот шорох, похожий на тихий, с ума сводящий шепот мёртвых из-подо льда. Ты можешь заткнуть уши, закрыть глаза – но ты слышишь это бормотание смерти и беззвучные шаги, уходящие за горизонт. И когда часть, заключенная в амулете, окажется слишком далеко, перейдет невидимую грань – мы погибнем. Лис и я, – глухо закончил он.
Тилвас откашлялся, ловко поймал пролетающего мимо светлячка и вновь отпустил его мгновение спустя.
– А что касается могущества, Мокки… В том-то и беда. Вчера я насильно постарался вытянуть свои силы из амулета, фактически призвать самого себя будто отдельного духа. И, как помнишь, последствия неприятные, – Тилвас поморщился, поочередно глядя то на свои замотанные бинтами пальцы, то на треснувший медальон. – Видите эти искорки? – он указал на крохотные мерцающие точки, просачивающиеся сквозь раскол. – Грубо говоря, я теперь не только расщеплен, но еще и истекаю кровью. Точнее, энергией. И если это не прекратить, я просто умру. И у меня в запасе уже не несколько лет, как предполагалось раньше, а меньше месяца.