… Но не знаю, как его себе придумать, – я помолчала. – Как у тебя с философией, а, Талвани?
– Да тоже не очень, три балла было, – он задумчиво отмахнулся. – Вообще, я так понимаю, Джерри, ты рассчитываешь на успех в нашей борьбе, раз уже страдаешь из-за недостаточности целей в будущем.
– Что-то вроде того.
– Ну, я тебя понимаю. Но мне всегда казалось, что путь открывается постепенно. И формируется тоже. Сейчас мы поставили целью вот тот горный пик – так давай доберемся до него по возможности живыми, а там наметим следующую амбициозную задачу. Довольно сложно придумать весь сюжет своей жизни разом: мы же растем и меняемся, прах побери. Все меняется. Логично, что ты не можешь сам себе сразу придумать великую кульминацию.
– То есть ты тоже не знаешь, в чем главная цель твоей разнесчастной жизни.
– Конечно, не знаю. И пэйярту не знает. Вообще никто не знает, зуб даю. И в этом есть не только ужас, но и… как думаешь, что?
Я посмотрела на море, уходящее далеко вперед.
– Свобода, – сказала я.
– Да. Свобода, – подтвердил Талвани. И тотчас улыбнулся: – Пугающие банальщины мы изрекаем, воровка.
– Обстановка способствует.
Тилвас кивнул. Потом задумчиво добавил:
– А еще… Как по мне, куда важнее жить, исходя из ценностей, а не из целей.
Я хмыкнула. Интересная мысль.
– А ценностей у тебя достаточно, – закончил аристократ. – Своеобразных, конечно… Не всегда, хм, общепринятых…
Я пнула его под ребро.
– Но тоже красивых, – смилостивился Талвани.
Мы молчали, сидя бок о бок.
Море ночью – странная штука, особенно штормовое. Царила та редкая погода, когда небо очень ясное – звезды можно считать, хватая руками, как ягоды ежевики, а ветер гневливо-шквальный, поэтому темные горы волн вырастают неравномерно и сразу пугающе близко. Вдали – одна лишь чернота, стирающая мысль о горизонте.
Мы передавали друг другу крышку от термоса, наполненную чаем, и маленькими глотками по очереди потягивали темно-зеленую жидкость. Можно было отдать крышку Тилвасу, а самой пить из горла, но мне неожиданно понравился наш ритуал. В нем было что-то правильное: горячий напиток, горячие пальцы – контраст холодной ночи вокруг. Как будто не чай передаешь, а надежду, снова и снова. Все будет хорошо.
Когда чаша опять опустела, артефактор наполнил ее и протянул мне. Но не успела я забрать ее, как Тилвас уверенно и мягко накрыл мои ладони своими.
– Если что, я затронул вопрос о наших отношениях не просто так, – сказал Талвани, поднимая на меня глаза. Взгляд у него был серьезный, внимательный, будто ищущий что-то внутри меня.
Я застыла. Потом, повинуясь давней привычке, надела строго-рассерженное лицо. Нежные руки Тилваса на моих собственных вызывали у меня странное чувство, и оно бесило меня, провоцируя дать кому-нибудь оплеуху. Желательно себе, но можно и артефактору.