– Да ну. Можно просто дождаться, пока они перебьют друг друга, – цинично отозвался мужчина.
– Это чревато неприятными последствиями. Их разборки затрагивают и другие, мирные районы. К тому же создается впечатление, что гильдии – неуправляемая сила, а это невыгодно для репутации города. Будем надеяться, одна из группировок все же одержит верх как можно скорее. Лично я ставлю на возрождение Сломанной отмычки.
– Лично мне плевать. Одни швали ничем не лучше других, но субординация важна. Так что поддержу тебя – за Сломанную отмычку!
Гости чокнулись.
Я вновь покосилась на Мокки. Я боялась, что он сожмет тоненькую ножку бокала в руке так сильно, что та просто лопнет. И что – да, парочка гостей все же нахлебается морской водицы, так и не доехав до праздника. Но, к моему удивлению, Бакоа держал себя в руках. Более того – выглядел уверенным и спокойным.
Затем болтливые гости ушли искать стол с закусками: полосками сушеной водоросли конбу, поданными на узких черных тарелочках, сушеными каштанами и ломтиками морского ушка. Я пересела на шезлонг к Мокки. Он неохотно подтянул ноги, чтобы мне было где разместиться.
– Мокки, что, если в квартале действительно захватят власть? Что, если ты не сможешь отвоевать ее?
– Ничего.
Длинная тень от паруса вкупе с сумерками надежно скрывала нас, и вор снял белую полумаску, чтобы я могла лучше видеть его лицо. И понимала по нему – он не врет.
– Ты же всегда так хотел ее. Власти.
Бакоа усмехнулся, пропустив соломинку от коктейля между зубов так, что она смялась до плоского состояния.
– Я не власти хотел, Джерри. Я хотел доказать себе, что я могу.
Он стал наматывать остатки соломинки на палец. Наматывать и разматывать снова, как дурное и непостоянное кольцо. Мокки не смотрел на меня и говорил так тихо, что мне приходилось задерживать дыхание, чтобы разобрать его ускользающие слова.
– Я полжизни провел, пытаясь признать, что мои сексуальные предпочтения далеки от общепринятых. Потом я познакомился с Лиорданом на Дикой охоте (в которой участвовал, потому что нигде так легко и приятно не получается обворовывать знать, как во время их бешеных охотничьих развлечений). Мы встречались, а потом, когда во время одного городского праздника я захотел подойти и просто поздороваться, он… Он сказал гвардейцам, что понятия не имеет, кто я и что хочу от него, и меня утащили как городского сумасшедшего, свихнувшегося на принце, а в участке стало ясно, что я – тот самый вор, который так давно и неуловимо всех третирует. Я сбежал, пришел к Лиордану. Он, вместо того чтобы признать, что струсил, стал обвинять меня. Мы подрались. Очень плохая идея – драться с сыном морской владычицы: на сей раз меня швырнули в дворцовую тюрьму. Потом Лиордан пришел и выпустил меня, тем самым явно спалившись для всех и вся вокруг. Как я мог трактовать это? «Ты меня любишь?» – спросил я его на прощание. «Я принц», – сказал он. «Это значит ”да”?» – «Это значит, что ты гребаный извращенец. Тебя никто не любит, ясно?» И я сбежал из Рамблы и вынырнул на суше возле Зайверино. Те первые дни, когда мы с тобой прятались в лесах… Ты даже не представляешь, сколько во мне было злости. Меня обозвали, отвергли, а потом кинули подачку-свободу. Естественно, я до пепла хотел кому-то что-то доказать, и чем больше трудностей было в процессе – тем лучше. Квартал Гильдий оказался идеальным местом. Но теперь… Скажем так, я все еще люблю порядок. Но еще я знаю себе цену. У меня есть вы с Тилвасом, которых я люблю. И которые любят меня. Безоценочно, без условий. Да и я сам себя люблю. Мне теперь вообще не придется