Мы пересекли долину, потом чудом перескочили на лошадях какую-то расщелину, исходящую сизым паром (судя по краткому вою боли позади, кто-то из браксов в нее упал). Затем, поднимая шумные брызги, преодолели Плещойверо – по сути, огромную зелено-синюю лужу глубиной сантиметров тридцать, на картах обозначенную как озеро и таящую в себе множество загадочных цветов. Я очень боялась, что лошади поскользнутся, но обошлось. Что касается браксов, то, судя по всему, они слегка растерялись при виде Плещойвера – гончие явно отстали, но недостаточно для того, чтобы прекратить преследование. Потом я увела коней на извилистую горную дорогу… Над Шэрхенмистой медленно поднималось солнце – бледно-желтое, слабое, будто ему было плохо. Мне казалось, что еще немного – и наши лошади падут, но Тилвас иногда кричал им что-то на незнакомом мне языке – и они лишь еще ускорялись.
Интересно. Он же сказал, что не может колдовать «в моменте»? Тогда что это за язык?
– Долго еще?! – поинтересовался Мокки. Всю поездку я чувствовала его присутствие – шутка ли, на одном коне едем – и это слегка успокаивало.
– Почти приехали!
– Хорошо, – резко кивнул вор. – А что это за монастырь?
– Скажем так: в любой другой ситуации я бы туда не совалась! – крикнула я.
И мы вывернули из-за острой графитовой скалы – последней в хаотичном лабиринте этой части гор. Я услышала, как Мокки удивленно буркнул что-то на дольнем языке – наречии подводной Рамблы, – а Тилвас сзади ликующе гикнул.
Впереди, за огромным полем, поросшим пшеницей и васильками, клубились лиловые сумерки. Будто день вдруг начал угасать или неведомый художник случайно мазнул по пасторальному пейзажу темной кистью. Чем ближе к темноте, тем хуже обстояли дела у пшеницы: она жухла, колосья пригибались к земле, а дальше и вовсе валились мертвыми сухими трупами, в воздухе мерцали огоньки с темными аурами, становившиеся все гуще и гуще. Фиолетовый сумрак был прозрачным, как драгоценное стекло островов Нохлиси, но пугающе-ледяным. В нем виднелись развалины древнего монастыря: несколько полуразрушенных зданий, разбитые арки, изуродованный фонтан и щербатая колокольня…
Это и был Северный крест.
Когда-то – оплот духовности и науки, сейчас – зона отчуждения, на которую не указывает ни один дорожный знак. Давным-давно Северный крест сгорел в страшном пожаре, после чего его решили не восстанавливать, а забросить.
Это было необычное решение для нашего педантичного народа: я подозреваю, что уже тогда жители монастыря почувствовали некую темную силу, захватившую Северный крест. И возможно – только возможно, уж простите мне мое драматическое мышление, – огнем они пытались очистить свой дом… Но не вышло.