Князь Всеволод, и впрямь, привёз с собой столько еды и выпивки, что у стола в доме Сытина даже ножки подогнулись. Сам князь уже накатил не одну чарку с прадедом и теперь нарезал толстыми ломтями запечённого поросёнка.
— За сватовство! По полной и без отказа! Наливай, дед Миша!
Бутыль с хмельным мёдом взмыла в воздух и полетела по кругу, кивая широким горлышком над каждым стаканом.
— Ты-то когда женишься, Васька? — ворчал прадед на Сытина. — Сколько я буду по белому свету призраком шастать? Надоело уже! Хочу правнуков. Или праправнуков? Во, видишь! Забыл уже, кого жду!
— Это не ко мне, дед! — расхохотался Сытин. — Вон, к Немому обращайся. Или к Мышу!
— Тебе бы всё на других кивать! Управились с Хворобой-то?
— Да чёрт его знает, — с досадой сказал Сытин. — Немому, вон, что-то мерещится. По слухам, Хвороба кощеем оказался.
— Иди ты! Вот падла! Я его ещё молодым помню. Он и тогда редкостной мразью был. И что княгиня в нём нашла?
— Какая княгиня? — заинтересовался Всеволод.
— Кхм, — закашлялся прадед. — Ты, князь, не обращай внимания. Я по старости могу иногда чепуху сболтнуть.
— Дед, а дед! — позвала с кухни баба Дуня. — Иди-ка, помоги мне!
— Сейчас! — откликнулся прадед.
— Я не понял, про какую княгиню речь, — нахмурился князь Всеволод.
Сытин вздохнул.
— Слухи это, княже. Ходили одно время слухи, что Хвороба после смерти твоего отца пытался с княгиней Ксенией закрутить. Но только ничего у него не вышло.
— Да ладно?! — воскликнул князь. — А я его в думе пригрел. Василий Михалыч — ты почему молчал об этом?
— Так это когда было-то? — ответил Сытин. — К тому же, слухи — это слухи и есть.
— Нет, погоди! — упёрся князь. — А когда это было? Дед Миша!
— Ну, чего? — с досадой откликнулся прадед.
— Когда Хвороба к моей матери подкатывал?
— Ты ещё ребёнком был, княже. Сколько тебе годков было, когда князь Глеб погиб? Семь, или восемь?
— Восемь, — нахмурился князь.
— А брату твоему, Ивану, десять, значит. Ну, вот тогда это и было.
— А мать что?
— Да не знаю я, княже! Знаю только, что тогда Хвороба и в думу вошёл. Самым молодым думным боярином стал. И по Старгороду шептались, что он в князья метит. А как ему в князья попасть было, кроме княжеской постели? Родом-то он не вышел.
— Блядь! — князь Всеволод стукнул кулаком по столу и привстал из-за стола. Но тут же сел обратно.
— Не ругайся на мать, княже, — раздался голос бабы Дуни.
Я догадался, что она положила ладони на плечи князя.
— Всё, что было — быльём поросло уже, — сказала баба Дуня. — Ты давно князь. А то всё прошло.
Князь поднял стакан, выпил. Поморщился. Хотел ткнуть вилкой в солёные грибы, но махнул рукой и снова налил себе в стакан.