— Мать через год после смерти отца на богомолье уехала, в лесной монастырь, — негромко сказал он. — Нас с братом не взяла. Полгода её не было. Полгода! Мы с Иваном одни, с боярами. И Хвороба — каждый день. Он тогда городом правил.
Князь Всеволод снова выпил, и на этот раз дотянулся-таки до грибов. Прожевал солёный груздь, хрустнул луком.
— Иван Хворобу на дух не переносил. А боярин — всё с улыбкой, с подарками. А когда мать вернулась — словно чужая стала. Строгая. С братом почти не разговаривала.
Князь повернулся к Сытину.
— Вот скажи, Василий Михалыч — зачем она ездила?!
— А в какой монастырь? — поинтересовался Сытин.
— Да не знаю я! — отмахнулся князь. — Полгода! Только через полгода вернулась!
— Можно через Божена узнать, куда ездила княгиня, — предложил я.
Глашка тайком дёрнула меня за рукав.
— Ты не поедешь. Не отпущу!
Ни фига себе!
Я изумлённо посмотрел на Глашку.
— Без меня не поедешь, — смутилась она. — Там монашки — знаю я их!
Э-э-э... Я и не собирался, вообще-то. Пусть Всеволод едет, это его головная боль.
— Точно! — кивнул Сытин. — Молодчина, Немой! Вот что, князь! Если хочешь — я завтра всё узнаю.
— Да хер его знает, чего я хочу! — заявил князь. — Я выпить хочу! И свадьбу! Чтоб весело было! Наливай, дед Миша!
Бутыль с медовухой снова полетела вокруг стола.
— Беспокоюсь я, Немой, за боярина Ивана Горыню, — доверительно сказал князь Всеволод. — Как бы он золото воровать не начал.
— Обязательно начнёт, — заверил я князя. — Я ему разрешил.
— В смысле? — охренел князь.
— Ну, он золото украдёт и мне сдаст. Я его деньгами отблагодарю. А золото в нашу казну пойдёт. Удобно! А начнёт слишком много воровать — мы его повесим, и другого поставим.
— Во, бля! — удивился Всеволод.
В ворота решительно постучали.
— Ну, кто там ещё? — вскинулся князь. — Посидеть по-человечески не дают!
Я поднялся с места.
— Пойду, погляжу.
Как ни крути — а я тут самый молодой. И чего Всеволод княжича с собой не взял? Пусть бы он бегал!
За воротами, привалившись к забору, стоял запыхавшийся дружинник. Судя по пыльной одежде, он проделал немалый путь. Рядом, тяжело раздувая бока, роняла хлопья пены загнанная вороная лошадь. От пыли она казалась седой.
Я оценил обстановку и распахнул ворота пошире.
— Иди в дом, только с дорожки не сходи! — сказал я дружиннику, забирая поводья у него из рук.
— Дед Миша!
Прадед забрал у меня коня и принялся водить его по двору, прежде чем напоить. А я вслед за дружинником пошёл в дом.
— Княже! — обратился дружинник к сидящему Всеволоду. — Я с южной границы. Старший дозора послал.
Князь Всеволод тяжело поднялся из-за стола.