— Мама! — позвал я севшим голосом.
Меня душили рыдания. Казалось, мир сошёл с ума, и я падал в чёрную бездну этого безумия. Что же делать?! Мне не поднять её, не унести отсюда! Надо позвать кого-нибудь на помощь!
Подняв голову, я увидел двух стражников, медленно пересекавших площадь Синьории со стороны Палаццо Веккьо, чей величественный фасад скрывал заходящее солнце. Встав на ноги, я спустился с эшафота, едва удерживая равновесие и, как мог, поспешил им навстречу.
— Помогите! — проговорил я, даваясь слезами. Тело моё вздрагивало, словно его били судороги. — Моя мать… там! — я указал назад. — Её ранили. А моего отца украли. Вон они, видите?!
Стражники взглянули туда, где ещё маячили далёкие фигуры похитителей тел.
— Здесь казнили врага республики, — сказал один из них другому. — Наверное, мертвеца забрали торговцы трупами. Сейчас их много развелось.
— На колдовские снадобья всегда высокий спрос, — кивнул его товарищ. Затем он опустил взгляд на меня. — Значит, ты — сын врага республики? Хм… Знаешь, парень, твоим старикам уже не поможешь. Так что лучше тебе убраться отсюда подальше. И никому не говори, кем были твои родители, понял? Иначе сам можешь отправиться на тот свет. Вот тебе добрый совет, парень.
Стражники двинулись дальше, оставив меня растерянного посреди площади. Я глядел им вслед и не понимал: разве они не должны помочь мне?! Неужели просто уйдут?! Я никак не ожидал наткнуться на стену такого равнодушия. Сделал пару шагов вслед за ними, но тут же остановился: никому в целом мире не было дела ни до меня, ни до моего горя! Вспомнились слова отца, которые он не раз повторял: «Алхимик должен быть один. Только так он достигнет желаемого». Возможно, именно из-за нас с матерью его постигла неудача? Что, если он погиб, потому что нарушил собственное правило?
Сжав кулаки, я принёс ещё одну клятву: оставаться таким же одиноким, как сейчас! Чтобы больше никто не смог отнять у меня то, что мне дорого. Я обращу своё одиночество в силу и смогу то, чего не сумел отец! Какой бы путь мне ни пришлось пройти.
Стражники добрались до эшафота, осмотрели тело моей матери, а затем один из них легко поднял его и взвалил на плечо. Они пошли дальше, а у меня не было сил, чтобы попытаться догнать их. Я смог сделать лишь пару шагов и потерял сознание.
Сколько лежал, не знаю, но, когда открыл глаза, уже стемнело, и бледно-синее небо Флоренции усыпали холодные звёзды. Я смотрел на них и молился, пока не закончились молитвы, которые знал. Затем я поднялся. Голова болела, коленки саднили, но мне было наплевать. Я поплёлся домой. Туда, откуда нас выволокли несколько часов назад, выломав дверь.