— Ах, — воскликнул я. — Несомненно, я отвлекаю вас. Не хотелось бы более надоедать.
Ее глаза распахнулись еще шире, и она наклонилась поближе к камере, так что ее лицо заполнило экран. Я снова восхитился гладкостью ее кожи.
— Нет, я вовсе не занята — произнесла она. — У меня так редко бывает возможность пообщаться с кем-нибудь из коллег Мартина. Пожалуйста, расскажите мне немного о себе.
Я мало что помню из того, о чем я говорил в течение следующего часа. Она расспрашивала, конечно же, о моей работе, и мастерски разговорила меня. Что-то в том, как она задавала свои вопросы, побудило меня преувеличить важность моей работы, и я превратился из послушника машины в молодого льва, рыщущего по коридорам власти. Казалось, она стремилась увидеть меня таким, каким я хотел бы видеть себя.
Она почти ничего не рассказывала о себе. Она так искусно уклонялась от моих вопросов, что я, честно говоря, ничего не замечал.
В некоторый момент у меня стали заканчиваться приятные, невинные темы для разговора. Я сделал какое-то двусмысленное, не совсем приличное замечание, кажется, что-то о ее красоте. Неуверенное, потерянное выражение на мгновение промелькнуло на ее лице. Мое сердце сжалось, и я испугался, что совершил ошибку. Но потом она рассмеялась, глаза у нее заблестели, и она спросила:
— Томас, как вы относитесь к музыке?
— Я люблю музыку, хотя меня и обвиняют в том, что я музыкальный варвар.
— А как вам Индукт-Данс? Хотите посмотреть?
Она встала и отошла от подальше от камеры, и я впервые увидел ее тело. Я не разочаровался. На ней было длинное белое платье с вырезами, открывающими гладкие бедра. Она была стройной, грациозной и двигалась по комнате с гибкостью танцовщицы.
Она пропала, позволив мне рассматривать пустую комнату. Комната была сплошь голубой и серебристой; небесно-голубая напольная плитка, прикрепленная к полу серебристым раствором, темно-синие стены, обрамленные высокими карнизами, элегантная мебель с дымчато-голубыми подушками и ажурными серебряными рамами. Она вернулась в комбинезоне из серебристой сетки, рельефно облегавшем все контуры ее тела. Грудь у нее была маленькая и высокая, живот плоский, талия тонкая, ноги невероятно длинные. Она сознавала, какое впечатление произвела на меня.
— Так нравится пока? — сказала она и рассмеялась.
Она натянула серебристые перчатки.
— Потом, после того, как я закончу, вы скажете мне, что вы на самом деле думаете и вы должны быть предельно откровенны со мной.
Она повернула камеру, чтобы показать другую часть комнаты. В углу комнаты располагалась вычурно украшенная платформа Индукт-Данса. Золотистые стойки образовывали яйцевидную клетку, украшенную волнистой резьбой. Перед тем, как скользнуть внутрь между стойками, она накинула на голову покрывало и превратилась в серебряную куклу. Теперь я не мог разглядеть у нее ничего, кроме блеска глаз сквозь отверстия в маске.