Кочя и Каллимаки впервые видели Аргези в таком состоянии. Они знали о его болезни, но не представляли всей трагедии. Гала был у него еще несколько раз, но тоже таким слабым не видел его. Наклонился и спросил:
— Ну, может быть, мы хоть чем-нибудь сможем помочь?
— Вы — ничем… Вот бог… — И попробовал шутить: — У меня ведь столько друзей среди священников… Неужели вы не сможете помолиться, чтобы он облегчил мне боль?
— Ты тридцать пять лет назад отказался от него, — сказал Гала. — Внутренне вернись к нему, иеродиакон Иосиф, и, может быть, тогда он услышит наши молитвы.
Шли месяцы, а в состоянии больного не происходило никаких перемен к лучшему. Близкие ухаживали за ним как за маленьким ребенком. Жена переносила его на руках из дома в сад, часто держала его перед открытым окном. В одно мартовское утро, когда пригревало солнце, набухали почки и пахло свежим весенним воздухом, он сказал ей:
— Ты моя мама.
Параскиве на один миг действительно показалось, что он беспомощный, обиженный жизнью ребенок. А ему скоро исполнится шестьдесят. Он уснул у нее на руках у открытого окна в сад. Усы и волосы седые, лицо исстрадалось, но сейчас, в этот миг, оно умиротворенно, видно, отошла чуть боль, вот и заснул… Улыбнулся как ребенок, снова посуровело лицо, вздохнул глубоко… Параскива вспоминала его стихотворение «В прятки», которое он очень любил. Написано оно давно, потому что вошло в сборник «Подогнанные слова» 1927 года. Как это он так давно мог все предвидеть и описать?
«Милые мои, однажды мы сыграем с вами в странную игру. Февралем то будет или маем — только обязательно сыграем на закате или поутру. Люди старые игрой старинной забавляются с детьми, как ты. В ней и слуги и хозяева едины, все справляются с игрой старинной — птицы, и собаки, и цветы. За столом широким мы семьей большою любим весело собраться в круг, преданы друг другу всей душою. Но настанет день — не шевельнешь рукою, онемеют ноги, а в глазах — испуг. Словно дуновенье, той игры начало. Я смеяться буду в тишине. Лягу я на землю, как не раз бывало, и, возможно, буду я молчать устало, под зеленым деревом лежа на спине… Не горюйте: ждите вы меня живого, Лазарь, вы ведь помните, воскрес… Не случилось ничего такого, что необычайно было бы иль ново. Ваш отец бесследно не исчез… Вы живите в мире да совете. Пусть вас радость не покинет до седин. Что же делать, так заведено на свете — поначалу, дорогие дети, месяц без отца пройдет один, день за днем вы не получите привета. Больше ваш отец не приходит в дом. Видно, не хватает сил на это, тяжеленько стало с того света ковылять к себе домой пешком. Вот уже хозяева вы сами, вы большие, вы ученые теперь. Мать все так же долгими часами над рубахами сидит и над носками, но отец ваш больше не стучится в дверь. Да, птенцы мои, гнездо мое родное, в хитрую игру сыграть придется всем…»