Тудор Аргези (Видрашку) - страница 146
«Слава, слава Владу-воеводе, в мире утвердившему покой и лад! Слышен лист, дрожащий в чистом небосводе, на земле бояре как листва дрожат. Он большой мыслитель, Влад непобедимый, гуманист деяньями и душой, он сажает на кол бояр любимых, зад соединяя с головой. Дорогим боярам приготовив свечку, он от христианства не отошел — ставит в церкви свечи в честь жизни вечной, каждому по чину выбирая кол. Кол из кипариса подобает визирю, кол из лучшей липы подойдет послу. Благостный епископ над страной возвысился на ароматизированном колу! Чтоб восславить Влада, съезжались гости — во дворец съезжался Совет страны. Закипали кубки, взвивались тосты: как все любят Влада и как верны! И пока оратор говорит: «Спасибо!», Влад соображает, припав на стол: «Какую б тебе, милый, придумать дыбу, какой бы лучше приготовить кол?»
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Встревоженный Гала Галактион сообщил друзьям:
— Аргези при смерти!
Пригласили врача, он посоветовал положить пузырь со льдом. Достали из-под глубокого слоя соломы из ледника крупный скол прозрачного льда, измельчили, набили им два пузыря. Больному полегчало лишь ненадолго, через несколько часов он уже не мог встать с постели.
Галактиону Аргези тогда сказал:
— При малейшей попытке кашлянуть в позвоночнике взрывается фунт динамита… Никаких сил нет больше…
Чуть ли не каждый день Параскива приглашала в Мэрцишор все новых врачей. Одни осматривали больного, другие ожидали своей очереди, все хотели помочь. Митзура угощала их фруктами, чаем с вареньем. Но заключение специалистов было единодушно: у Аргези неизлечимая болезнь, медицина беспомощна. Сорок четыре врача осмотрели больного, и наконец, самый авторитетный консилиум сообщил Параскиве: рак.
Аргези не знал об этом врачебном приговоре, но по глазам врачей догадывался, что они не видят выхода.
В Мэрцишор пришли Гала, Деметриус, Кочя, Калли-маки, издатель Александру Росетти. Их встретила печальная Параскива, растерянно смотрели Митзура и Баруцу. Было тихо, и казалось, что в этом недавно веселом, озорном царстве поэзии все замерло.
Параскива вынесла его из дому на руках, как ребенка. Митзура положила на постланный под вишней ковер надутую автомобильную камеру, он мог сидеть только на этой камере; у него начали образовываться пролежни. Больной приветствовал друзей глазами, пытался сделать какой-то знак правой рукой, но рука повисла и болталась, как маятник останавливающихся часов. Сказал с трудом:
— Какая-то невидимая бестия выпиливает из моего позвоночника микроскопические пластинки… Доктора не в состоянии облегчить эту боль…