— Остановите, — попросил он шофера.
Над еще не убранной полосой плыла песня. Две женщины жали и тихо пели. Пели о бэрэганской пшенице. Каждая строка прерывалась длинным мелодичным припевом: «Бэрэганская пшеничка, бэрэганская пшеничка…»
— Хорошо, когда звучит над полем песня о хлебах. — И Аргези рассказал Параскиве о том далеком времени, когда они шли проселком Бэрэганской степи с Галой и услышали предсмертный жалобный крик убегающих от выстрелов дрофят. Сколько же прошло с тех пор?! Сколько потребовалось времени, сколько перемололось событий, чтобы крики й выстрелы над степью сменились песней о пшенице!..
Митзура отдыхала на море и немало удивилась, увидев появившихся так внезапно родителей.
— Что случилось?
— Раз приехали, значит, не случилось ничего кроме хорошего, — ответил с лукавством отец. По его лицу видно было, что он скажет что-то радостное, необычное. Параскива поспешила:
— Мы уезжаем в Москву…
— И приехали сказать тебе «до свидания», — добавил Аргези.
— Я поеду вас провожать.
И Митзура поехала с родителями в Бухарест. Заехали по пути в Констанцу. Там два памятника двум великим поэтам: в центре города, на главной его площади, — Овидий. По преданию, он похоронен на этом месте. А на высоком берегу Черного моря — памятник Михаилу Эминеску. Он завещал похоронить его на морском берегу, но, когда умер, некому было позаботиться о выполнении его воли. Позднее поставили ему памятник лицом к морю.
Аргези поклонился Овидию и Эминеску и долго стоял, не проронив ни слова. Ни жена, ни дочь не тревожили его молчание. К этому они уже привыкли давно.
Только в Бухаресте он рассказал Митзуре о цели своей поездки в Москву. Он отправляется с делегацией, которая должна принять от Советского правительства художественный фонд и, главное, «золотую наседку с цыплятами». Митзура и Баруцу знали о ней с детства, когда отец рассказывал им сказки. У отца была французская- книга со сказками Шахразады, он переводил их для Митзуры и Баруцу. Но часто отец сочинял сказки сам. «Золотая наседка с цыплятами»… Детям она представлялась настоящей курочкой, такой же, как те, которые ходят по Мэрцишору и ложатся очень рано спать. Утром, когда они просыпаются, начинают хвастать на разные голоса: яички готовы. Мэйкуца приносит целое лукошко белых «драгоценностей». Так окрестил яички Тэтуцу. Когда дети повзрослели, Тэтуцу открыл им смысл любимой сказки, объяснил, что «наседка» — это целый клад, большие нагрудные украшения когда-то проходивших здесь вождей восточных готов. Он найден при раскопках готского захоронения в районе села Пьетроаселе. Тэтуцу видел его, когда учился в лицее, в музее университета. А потом клад исчез. Говорили, что потерялся во время первой мировой войны по дорогам эвакуации, а дальше — одни лишь загадки. Аргези сам задавал вопрос «Где «Наседка»?»