— Я буду следить за ней или приставлю кого-нибудь из наших официанток.
— А у них нет работы, как и у тебя? Или вам здесь скучно? Так я всем вам найду занятие.
— Сэр, что вы от меня хотите? Чтобы я уволила её из-за того, что она немая? Тогда она точно подаст на нас в суд, — приглушённо возмущается Елена.
— Нет, увольнять нельзя, ты права, тогда мы ущемим права людей с ограниченными возможностями, и на нас начнут нападать их защитники. Поэтому я требую, чтобы ты перевела Таллию в танцовщицы.
— Но у нас полный штат, сэр. Нам невыгодно…
— Не открывай рот, пока говорю я, Елена. Ты переведёшь Таллию в мои личные танцовщицы. Она будет работать только для меня шесть раз в неделю с десяти часов вечера. Оплата будет такой же, плюс я буду платить ей дополнительно по семь тысяч евро. Кстати, переведи ей на счёт из моего личного бюджета, как обычно ты делаешь это для других.
— Она согласилась? — удивляется Елена.
— А это должно меня волновать? Если она хочет работать, и ей, действительно, нужны деньги, то будет танцевать. Ещё есть какие-то вопросы, или я уже могу послать тебя на хрен.
— Нет, сэр, вопросов нет. Я сообщу Таллии о вашем решении, пока она не ушла. Как и переведу ей деньги. Но мне нужно будет указать точное время. До которого часа вы хотите, чтобы Таллия танцевала для вас?
— А сколько сейчас времени? — спрашиваю, бросая взгляд на мобильный, и присвистываю. Начало девятого утра. Чёрт. Я провёл здесь всю ночь, и Таллия танцевала примерно десять часов без перерыва.
— До шести, — прочищаю горло и поднимаю голову на Елену.
— Хорошо, сэр. Я поговорю с Таллией.
— Ты знаешь язык жестов?
— Я с ней переписываюсь, — кивает Елена и быстро выходит из комнаты.
Всё пошло через задницу. Я абсолютно не против людей с ограниченными возможностями, но даже предположить не мог, что мне попадётся именно такая женщина, и я потеряю счёт времени.
Мало того, столько часов без боли, это для меня удивительно.
Обычно ночью головная боль становится куда сильнее, а сегодня ничего не было.
Плевать. Всё получилось очень даже хорошо. Теперь я буду уверен в том, что ни один ублюдок не украдёт моё сокровище. Это я его нашёл, и я же буду упиваться своей властью.
Я уже давно не верю ни во что в этом мире, что не объясняется логически. Не верю в любовь, хотя вижу её. Не верю в доброту, хотя тоже вижу её. Просто ко мне никто не был добр, кроме Слэйна, да и его доброта скорее напоминает американские горки. А что до любви… я не знаю, что это такое. Слэйн узнал, а я вот до сих пор в неведении. Но мне этого и не нужно. Всё, чего я хотел, это перестать испытывать боль, и у меня получилось.